Литературная Газета, 6614 (№ 38/2017)

Политехнический музей (Новая площадь, 3/4). Мы можем назвать точную дату, ставшую своеобразной ступенью в творческом становлении Шергина. 27 сентября 1915 года. Именно тогда в Большом зале Политехнического музея выступала знаменитая пинежская сказительница Марья Дмитриевна Кривополенова. На сцену она вышла в расписных валенках, в пёстром платке. Затаив дыхание, молодой художник, 22-летний студент Строгановского училища Борис Шергин слушал старинные былины и скоморошины. В тот же вечер он познакомился с известными учёными-фольклористами Юрием и Борисом Соколовыми. Возможно, именно эта встреча вдохновила художника профессионально собирать фольклор. Уже на следующий год он едет в Шенкурский уезд Архангельской губернии для исследования местных говоров.

Московский государственный областной университет (ул. Ф. Энгельса, д. 21а). В годы студенчества Шергин не раз иллюстрировал своим пением лекции по народной поэзии. Ещё одна история случилась в апреле 1953 года. За два года до этого Борис Викторович познакомился со знаменитым капитаном-полярником, Героем Советского Союза К.С. Бадигиным. Именно ему писатель передаёт часть своего архива, в том числе копию рукописи ХV века «Морской уставец Ивана Новгородца». Бадигин пишет диссертацию, посвящённую древним мореплавателям, и с успехом защищает её на географическом факультете. Однако вскоре работа подвергается острой критике: становится известно, что важнейшие свои выводы учёный делает, опираясь на подаренную рукопись. «Уставец» признаётся подделкой, а сам Шергин обвиняется в подлоге. Ситуацию – что «Морской уставец» не подделка, а сделанная запись реальной рукописи – он разъясняет в письмах, адресованных в Отдел науки и искусства ЦК КПСС и в «Литературную газету». Мы не знаем, имели ли эти письма ответ. Однако двери издательств с тех пор закрываются для писателя.

А вот и главный московский адрес Бориса Шергина: Сверчков переулок, дом 6. Переехав в Москву в 1922 году, он проживёт в этом доме свыше тридцати лет. В 1920-е годы здесь размещался Институт детского чтения, организованный педагогом-просветителем Анной Покровской. Сама она жила наверху, в мезонине. Шергину досталась полуподвальная комната. Здесь он и жил, и работал, и выступал с рассказами о народной культуре. Вот как вспоминает институт один из его слушателей А.И. Ефимов: «Дом маленький, но очень уютный, добрый. В полуподвал и на мансарду ведут крутые, узкие деревянные лестницы – «как на корабле». <…> «…на многих дверях, на кафельных плитках печей (топили дровами) да и на некоторых оконных стёклах были нарисованы красивые парусники на синих, крутых, вспенных волнах, морские звери, молодцы-поморы, узорчатые растения. Это рисунки Бориса Викторовича».

Как ни парадоксально, но чудесные сказки и легенды Севера Шергин писал здесь, в полуподвальной комнате, окна которой выглядывали из-под земли на уровне тротуара.

Конечно, особое место в шергинской Москве занимают храмы и монастыри. «Вон купол Ивановскаго монастыря, вон шпиль готической кирхи. Завернёшь у Николы Подкопая, у ампирных его колонн и в гору опять лепись, звеня своим железным батожком. Вот на горочке так дивно подана и старая чудесная церковь. Белая, узорная ХVII века с барочной колокольней. Как она красиво стоит на горке: справа, как птичье крыло, широкие древние каменные ступени огибают храм Божий. С крыльца необъятный вид: и Яуза, и Воспитательный вдали, и Кремлёвские вдали стены и главы. А под холмом церковным море крыш, и деревья опять, и переулки. С переулка идучи, и не ждёшь такого кругозора, такого вида. Родная, милая Москва!» – пишет он в своём дневнике.

Храм Святых апостолов Петра и Павла

В приведённом отрывке писатель упоминает Иоан­но-Предтеченский монастырь (Малый Ивановский пер., 2), храм святителя Николая Чудотворца в Подкопаях (Подкопаевский пер., 15/9), храм святых апостолов Петра и Павла у Яузских ворот (Петропавловский пер., 4–6). Храм Петра и Павла в советское время не закрывался. Но после страшных репрессий, расстрелов священников и арестов многих прихожан в 1930-е был закрыт храм святителя Николая в Подкопаях. Несмотря на это, даже про разрушенные, закрытые святыни Борис Шергин пишет как про ныне действующие. Советская реальность проскальзывает лишь иногда, и то мимоходом. «На рассвете брателко в очередь побежал. Я в 7 часов побрёл к Преждеосвящённым». Особым зрением он видит то, чего уже нет давно. Белые храмы, мирные дворики, маленьких детей, играющих на травке… Но реальность 1942 года разрушает эту поленовскую картину. «Я сказываю, а брателко в эту пору из очереди прибежал, в столовую бежать, посуду собирает за обедом… Он послушает да горестно взвопит: «Нету, нету такой улочки, и травки там нет, и дома эти рассыпаны, и свет тихий погас…»

Центральный Дом литераторов (Большая Никитская улица, 53). В 1955 году здесь состоялся творческий вечер Бориса Шергина.