корабли не смогли их потопить
как бы мне хотелось,
чтобы со случайных небес
прилетели ведьмы и смели их,
мётлами подмели и унесли,
или птицы выклевали их,
а охотники стреляли бы по ним
бутылка за бутылкой я забываю
твою ночь,
всё, что есть – этот красный диван,
который переносится со строки на строку
так смиренно,
так жалко,
так безвозвратно, любимый.
Арам Мамиконян
Луна
разбитый, как тарелка с завтраком,
не поднятая мною с пола,
я закрыл глаза, потом зонт, а после
– дверь палаты,
пока из чёрных луж твоих глазниц
выплывали утонувшие русалки,
смерть была неспешна и бела
– полуприкрытый глаз медсестры,
подглядывающий за движениями тел
в лазури сна
надежда была не только желанием
или страшным признанием –
из тех, что можешь сделать лишь
на балконе,
своей сигарете,
потом, словно слово, выплюнуть
вкус его в пепельницу,
безжалостно накрыть тело,
обжечь палец и выругаться вволю
умиротворённость – сестра моя,
научившая жить во грехе,
в мыслях, и древе, и в благодарности,
палец, что скользил вниз по телу Иисуса,
стройному, словно у птицы,
а после утренний ряд наших малых
побед,
измеряемых минералкой – глотками,
и только одна молитва, платком
прикрывавшая рот
я помню об этом, о чём-то ещё
и о трупике птицы,
чьи крылья раскачивал мальчик,
сначала лимонные дольки
шмякались в стопку водки,
в конце пустую бутыль
я толкнул ногой под кровать,
а утром вновь собирался увидеть тебя
о, всепожирающая пустота, миг,
когда всё кажется только лишь бредом,
игрой ума,
ненавижу признания – влагу глаз,
когда взгляд уклоняется, бьётся о стенку,
вновь поднимается, чтоб отдалиться,
уйти...
в толпе так удобно: в столкновениях плеч
отметаешь всё лишнее,
пока ложатся под нож дни твоей
опытности,
воспоминаний, возможно, и большего,
чем когда пишешь эти слова
– тайные знаки твоего разочарования
довлела погода смерти, пары
расстрелянных глаз,
к тому же зима, как помнится,
хотя не было снега, только бинты
– белые, красные и побелевшие снова
о, мы умеем отчаянно двигать руками,
рушиться на пол и не собираться обратно
мы незаменимы в нашем искусстве
смиренного самокрушенья
умиротворённость, сестра, ты же знаешь,
февраль – это нож, что в вышине
ты качаешь на пальцах,
а потом отпускаешь,
а я – я веду свой рассказ об одной
фотографии,
где Э. бесконечно добра, а у М.
твой взгляд,
и жизнь начинает горчить,
торжественно и полновесно,
как пивные бокалы,
когда мы чокаемся и пьём – за тебя
Асмик Симонян
* * *
Сынок, закрой глаза,
предаём земле тело твоё,
что легче слезы,
говорить ли, что это была война,
война книг и людей –
победили сдохшие
мухи
закалённые кони, наша храбрая
конница
в полночь вновь обернулась
в рыдающий стул?
из-за этой долгой-долгой бессонницы
под моими усталыми веками
бесконечно падает снег
и теперь ты стал тем, что
я ощущаю ладонью – золой
говорить ли, что тебя больше нет
и что тело твоё не найдено нами?
Изрешечённый насквозь
ты просвечивал
и когда мы подняли тебя
через рану на лбу пробился луч света
говорил ты всю ночь напролёт, сынок,
красной песней влажнело тело твоё
на рассвете в горячке опять
попросил, чтоб подняли на крышу...
как закрыть мне глаза твои, сын? как
потихоньку учиться самой умирать?
был ты снегом идущим и смыслом его,
как теперь расчёсывать волосы, как
надкусывать хрусткое яблоко? как
склонять свою голову к чреслам
мягким поэзии
спать и во сне видеть сны,
а не этот маразм?
как сказать тебе, сын,
что теперь ты легче ресницы
и грудь твоя – урна с огрызками слов
– раздроблена камнем?
Как найти мне слова, чтоб тебе
рассказать
этот снег, эту людскую толпу,
как сказать мне тебе,
что тебя больше нет...
Дозвонился
Дозвонился
Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев / Сервисы "Клуба ДС"
Брюханов Александр
Звездолётов уже полчаса жал на кнопки телефона. «…Если вы по поводу оплаты коммунальных услуг – нажмите «5», – монотонно твердил автоответчик. – Если хотите внести предложения по улучшению качества обслуживания – нажмите…»
Звездолётов в сердцах ткнул пальцем куда-то не глядя. В трубке щёлкнуло, зазвучала неземная какая-то музыка, и голос, отдалённо напоминающий женский, произнёс:
– Межпланетный узел связи слушает.
– Мне вообще-то нужна диспетчерская Центрального района, – оторопел Звездолётов.
– Соединяю с диспетчерской Центрального района Галактики, – невозмутимо отреагировал голос. В трубке снова щёлкнуло, снова полилась непонятного происхождения музыка, и голос на октаву ниже первого проинформировал:
– Диспетчерская Центрального района слушает. Опишите ваши проблемы.
– Слава богу, дозвонился! – с облегчением вздохнул Звездолётов. – Ура! Вас-то мне и нужно. У меня протечка! Нужно перекрыть стояк, а то я всех залью! SOS! Помогите!..
– Уточните, пожалуйста, своё местонахождение, – бесстрастно попросил голос.
– Улица Засадная, дом три…