Литературная Газета, 6618 (№ 42/2017)

Народный писатель Чеченской Республики, общественный деятель. Родился в 1954 году. Окончил филологический факультет Чечено-Ингушского университета. Автор пяти книг: «Облаков журавли белые», «И завтра, как вчера», «Иногда, когда мне грустно», «И кто постучится ночью в дверь твою», «Девушка моего брата». Произведения переведены на русский, балкарский, французский, английский, немецкий, польский, итальянский языки. Член русского ПЕН-центра ассоциации писателей, член Союза писателей РФ. Живёт и работает в Грозном.

Сулумбеку, сыну Аци Сулеймана

Старику было не по душе, что невестка часто меняет цвет своих волос. Раньше он вообще не понимал, что это такое. Он очень пристально и как-то странно смотрел на её жёлтые, словно лежалая кость, волосы. На самом деле они были красивыми, как осенняя листва, готовая вот-вот опасть.

Сноха у него была привлекательной. «Да, у сына всё в порядке со зрением,– сказал он сам себе, – хоть и проходил в холостяках до тридцати лет».

– Уйт, Карибат! – старик ударил кулаком по колену. – Не жизнь это, если не быть молодым и не отправиться с такой же молодой и красивой девушкой по свету, куда глаза глядят… оставляя позади себя разговоры: видели – не видели, были – не были…

– Ты её случайно не в изголовье собираешься положить?

– Не собираюсь, клянусь… Я хотел бы с такой девушкой слиться, как корень дуба врастает в землю…

– Ладно, хватит, не стоит продолжать. Ты и так не дал мне вздохнуть спокойно… То ходил:

«Литтир-литтитар, литтитар-лит… Дай нам, Бог, Малышка Палад» В Казахстане волочился за одной разведёнкой. Потом ходил… Эх-хей! Как же часто ты меня изводил ожиданием, что не сегодня-завтра приведёшь вторую жену.

– Эх, Карибат, да умри ты скоро! Вся согнулась, так и не поумнев! – сказал старик.

Потом, спустя время, добавил:

– Ну, скажи, да, как тебе невестка, довольна ты снохой?

– Почему бы мне не быть ею довольной? Лишь бы они подходили друг другу – этого мне хватает, – ответила старуха.

– Невестка у тебя симпатичная, Карибат. А вот на тебе бы, Карибат, никто, кроме меня, не женился… В то время, когда я захотел жениться, я сделал вид, что дотронулся до тебя рукой, и ты, на которую никто не обращал внимания, навязалась мне в жёны…

– Клянусь, я была красавицей, на которой всякий хотел жениться. Жовбетар за мной ухаживал. Много раз Илес, сын Дуды, присылал ко мне сватов, а ведь он из тех, кто думает о себе: если не я, то кто… И тут ты, дурак, дотронулся до меня…

– Да умри я у тебя, женщина! Остановись, пока не превратила себя в Зазу, невесту Анзора1.

– Если спросить тебя, большей, чем ты, шишки нет в этом мире, а если спросить у людей, то нет ничего более суматошного.

Старики часто так подтрунивали друг над другом. Иногда в этих словах была доля правды. С тех пор, как стали мужем и женой, жили, ни разу не бросив в адрес друг друга ни одного проклятия, сейчас же обычные супружеские отношения отошли далеко, они уже называли друг друга по имени2, сердце болело друг за друга, жили единым дыханием. Сколько всего было пережито вместе: беды, голод, добро… Семерых детей похоронили. Сейчас у них были сын и дочь. Дочь жила своей семьёй, у неё был свой двор, своё хозяйство, куры…

А вот сын всё никак не хотел мужать и вот наконец-то повзрослел.

Когда в доме появилась сноха, они вновь помолодели. Старуха кружилась, как венчик в кастрюле с кашей. Старик смеялся и говорил, что смеётся якобы над Карибат. Ночью они долго не могли уснуть.

– Атаби! – звала старуха из темноты.

– Что ты сказала, ва, Карибат? – отзывался старик.

– Теперь в двух местах нужно жечь огонь… А дров…

– Карибат, у Изновра ишак, словно кабан! Я уже договорился о цене в семь рублей. А с ишаком – подходящая к нему арба.

– Ты устроишь скачки, Атаби… когда эта женщина…

– Что за скачки?

– Когда эта женщина… она… сына родит…

– Ну, конечно, этого же ишака Изновра с его арбой предложим в качестве приза…

– Не переворачивай мои слова… Как можно награждать ишаком!

– Тогда твоей коровой, которая вот уже сколько лет ни молока не дала, ни телёнка!

– Я согласна пожертвовать этой коровой, когда будем давать мальчику имя. Я бы хотела наречь ребёнка именем своего отца…

– Ва! О чём ты говоришь? Хочешь погубить человека! Ты говоришь о несчастном своём отце, который в то время, когда къонахи3 кружились на быстрых, словно змеи, скакунах, сидел на ишаке с переломанными хребтом и хвостом, ходил с болтающимся на поясе пистолетиком, сделанным из косы… Имя мальчика, клянусь, будет, как у моего отца, который любому глаза бы выклевал, – Умах.