Иногда он превращался в варяга из рюриковой дружины, иногда – в книжника, который постиг алхимию языка. Это театр Михаила Задорнова. Скучно жить без перевоплощений. Одно амплуа, один краткий земной срок – этого мало. Он менял маски, постоянно устраивал мистификации. Они начинались ещё до порога, до станиславской вешалки. На автоответчике телефона, в слухах, которые бежали впереди него. Но при всём своём натренированном лицедействе слову, честному слову Михаил Задорнов не изменял.
Он говорил, что сожалеет о некоторых своих репризах времён поздней перестройки. «Мы невольно приблизили распад Союза, многих людей настроили не только против власти, но и против страны. Это было помрачение умов. Захлестнул азарт. Мы ловили успех и не думали, что всё обрушится». Эти слова он повторял часто, на разные лады. Это сидело в нём. Вообще-то сатирик не обязан быть охранителем. Но он раскаивался – один из немногих среди властителей перестроечных дум. Задорнов умел и раскаиваться, и сочувствовать.
И в этом не было кокетства. Задорнов жил между Ригой и Москвой и хорошо понимал, как мы ограбили себя, когда не уберегли Советский Союз. При Ельцине он мог стать придворным острословом с гарантированным ангажементом. Но его шутки в 90-е становились всё горше, а политические оценки – резче. Задорнов стал невыносимым для власти. У него и в постсоветское время насчитывались десятки «непроходных», полузапретных миниатюр. Задорнов дорожил «самостояньем человека». Он и памятник отцу на Амуре поставил, не дожидаясь бюрократического одобрения. Ведь Амур – река русская и задорновская.
Он не участвовал в политических кампаниях, не кричал: «Голосуй или проиграешь», хотя это дельце выгодное, а Задорнов мог бы стать козырным тузом в любой колоде. Но его мутило от «административного восторга». Он не записался в отряд политического «бригадмила». Погнушался.
Зато именно Михал Николаич много лет задавал тон нашим представлениям обо всём на свете, начиная с высоких материй и «далее со всеми остановками», вплоть до шпингалетов, которые ввинчены не с той стороны. Ему верили. Даже в последние годы, когда доверие в таком дефиците, что куда там американским джинсам 70-х годов! Подхватывали его шутки, считывали намёки, когда он держал паузу. Он верил в фольклор. В народную стихию, которая сохраняет всё лучшее, отбрасывая шелуху. И в литературе высоко ценил именно фольклорное начало. Легенды, сказки, пословицы – наверное, это и есть бессмертие. А Задорнов блёсток рассыпал немало, многое останется в поговорках, в анекдотах. Лучшей участи и не нужно.
В его болезнь невозможно было поверить. Да и сейчас не верится. Может быть, он тайком отправился в далёкое путешествие на варяжской ладье – энергичный, поджарый, а мы устроили панихиду. Задорнову всегда есть куда плыть.
Слава не превратила его в прижизненный памятник самому себе. Памятники впереди. А он ещё живой.
Памяти Михаила Задорнова
Памяти Михаила Задорнова
Литература / Литература
Неумолимый ход, неслышный,
Времён невозмутимый спрут.
Часы, запущены Всевышним,
Ведут неведомый маршрут,
А бесконечная дорога
Лишь озадачивает нас
В час неожиданности строгой, –
Рожденья иль ухода, враз...
Временщики времён несчётных –
Под Божьей карою живём,
И платим только хрупкой плотью
В час, с неожиданным концом…
Вселенной зыбкие созданья –
Несём нелёгкую суму,
А необъятность мирозданья –
Труды пытливому уму…
Фаддей Альхов (Альфред Фадеевич Хобер)
Республика Марий Эл
Михаил Задорнов в Клубе 12 стульев
Михаил Задорнов в Клубе 12 стульев
Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев
Теги:
Михаил Задорнов
Из достоверных источников
Господа редакторы! Я срочно собрал вас как главный редактор, потому что у нас падает рейтинг. И я понимаю, почему! Вы посмотрите на заголовки наших статей: «Неоткрытый Достоевский», «Дневники Гоголя», «Влияние музыки Моцарта на посев цветной капусты»…
Что это? Конечно, нельзя забывать о классиках. Но писать о них надо по-современному! Посмотрите, какие сочные заголовки на те же темы у наших коллег: «Достоевский – антисемит», «У Сталина и Шостаковича был общий проктолог», «У памятника Гоголю по ночам отрастают ногти».