Читаем Литературная Газета, 6628 (№ 03-04/2018) полностью

Литературная Газета, 6628 (№ 03-04/2018)

Зима 1941/1942 года оказалась очень тяжёлой, голод буквально выкашивал людей. Норма хлеба для детей опустилась до 125 граммов. Мать выдавала по кусочку строго по часам. В жесточайшей экономии и дисциплине был шанс на спасение. Многие гибли из-за того, что, бывало, прямо в булочной набрасывались на липкий серый комочек. А случалось так, что и не успевали обрести свои заветные 125 граммов: эти крохи прямо с весов хватал озверевший от голода человек и молниеносно с жадностью запихивал себе в рот.

В 1942 году не выдержала голода бабушка Мария Семёновна (47 лет!). Наша коммунальная квартира (12 комнат – 11 семей) после той зимы недосчиталась большинства соседей. Была неделя, когда полностью вымерла большая семья Семёновых (шесть человек). И не раз, выходя утром в непомерно длинный коридор нашей квартиры, я натыкался на очередное недвижное тело.

Не работали ни водопровод, ни канализация. На льду Фонтанки в разных местах виднелись запорошённые снегом чёрные бугорки – замёрзшие люди, так и не сумевшие добраться до дома. У проруби таблички: «Воду не брать. Заражено. Трупы». Приходилось с санками, на которые громоздились пара бидонов, объёмистая кастрюля, ездить на Литейный проспект, где лопнули трубы и вода струилась между двух высоких наледей.

Морозы стояли лютые. Пока были дрова, топили печку. Потом перешли на более экономную «буржуйку». Когда закончились дрова, в ход пошла мебель, в конце концов в комнате не осталось ничего, что могло как-то согреть. Я брал санки, небольшой топорик и пускался на поиски топлива. Бывало, удавалось раздобыть куски досок, небольших брёвен, расщеплённые взрывом остатки деревянных перекрытий разбомблённых домов. Но везло нечасто.

Подспорьем для ленинградцев стали огороды, многие сады и парки города превратились в «сельскохозяйственные угодья». Нам отвели небольшой участок в Тосно. Весной 1944 года с другой бабушкой, Екатериной Васильевной, мы поехали туда на поезде, чтобы кое-что посадить. Из «фруктов и овощей» осеннего урожая помню только турнепс и репу. Особенно сладка была репка. До сих пор, когда вижу её на базаре, что-то ёкает у меня внутри. Но той весной случился неожиданный «пир». Бабушка пошла в лес и, вернувшись, радостно сообщила: «Смотри, что я нашла. Ведь это настоящая сыроежка». Мы развели небольшой костёр. В котелке великолепный «суповой набор»: сказочная сыроежка, вода, и конечно, соль.

Смертям назло

Сегодня, когда судьба забрасывает меня в Питер, я всегда от Московского вокзала до родной Фонтанки иду пешком. На Аничковом мосту взгляд непременно задерживается на великолепных конных скульптурах Клодта. А вот и столь памятный для меня Дворец пионеров. Классическое двухэтажное здание одного из корпусов тянется от Аничкова моста вдоль Невского до Екатерининского сада. Каких только кружков не было до войны в этих роскошных апартаментах! Во время блокады, несмотря на тяжелейшую ситуацию, власти решили наладить жизнь Дворца пионеров, вернуть детям бодрость и надежду. Педагоги разыскивали своих учеников, ходили по адресам, но из пяти тысяч воспитанников удалось найти тогда только около 100 человек.

Когда вьюжным февральским днём 1943 года я, нагруженный отцовским баяном, добрался до Дворца пионеров и робко постучал в дверь с табличкой «Класс баяна», – это многое изменило в моей жизни. А возможно, сохранило и саму жизнь. Туда из разных стран приходили посылки с продуктами, одеждой, с трогательными сувенирами. Педагог П.И. Смирнов почти сразу посадил меня в ансамбль (семь таких же, как и я, чудом выживших ребятишек). Я играл в ансамбле далеко не первую партию, но как важно было почувствовать, что благодаря и тебе создаётся красивая, удивительная музыка. Дворец пионеров стал моим вторым домом.

…Наступило 27 января 1944 года. Самый запоминающийся день не только для меня – для всех ленинградцев. Змеиное кольцо блокады больше не существовало. Ещё вчера густо-чёрное январское небо прорезали только серебристые стрелы прожекторов, а в этот вечер мглы как не бывало. Во всполохах салюта отражались кружащиеся снежинки. Все высыпали на Фонтанку из своих полупустых холодных квартир. Наверное, здесь были все, кто пережил эти страшные 900 дней.

Красочные разрывы ракет озаряют ошалелые от восторга лица, выхватывают из темноты блестящие глаза, слёзы, объятия. Здесь все – родные. Грохот салюта переплетается с гулом восторженных голосов. На набережной образуется что-то похожее на ликующий хоровод сплетённых рук, измученных лиц, закутанных в платки, потёртых шуб. Это как танец, который нельзя положить на музыку. Это сама музыка. Музыка Победы.

Анатолий Беляев,

народный артист России