Литературная Газета, 6631 (№ 07/2018)

«По свидетельству современников, для Андропова как руководителя был нетерпим шаблон, стереотип и формальное отношение к делу, – читаем заключения профессора Васильева. – В его работе преобладал напряжённый интеллектуальный труд, требующий постоянного поиска новых форм и методов работы с учётом конкретной обстановки и условий. Оперативные задания и легенды, подготовленные «Могиканом», отличались изобретательностью и индивидуальным творчеством. Для нелегальной работы «Могикан» выработал правило: только умелое сочетание смелости, осторожности и точного расчёта позволяют получить положительный результат».

Неизвестные факты: Андропов решался посылать на оккупированную финнами территорию дочерей-сыновей раскулаченных и репрессированных. Таков советский феномен верности Родине, которая важнее личных обид! Посылал даже финнов левых взглядов, прибывших в СССР до войны из Финляндии, Канады, США. За годы войны зафиксировано только два факта предательства со стороны подполья, организованного Андроповым. Но показательно, что о своём вкладе в подпольную работу сам Андропов не распространялся. В большом отчёте в ЦК ВЛКСМ, датированном августом 1944 г. – «О работе комсомола Карело-Финской ССР в дни Отечественной войны», нет раздела о подпольной работе.

…Очень сложным был в Карелии национальный вопрос. По свидетельству древнерусских летописей, карелы с IХ в. входили в Киевскую и Новгородскую Русь, в перечне участвовавших в походах русских князей на Византию читаем: «русь, корела, чудь…» Не подвергались, как инородцы в других странах, насильственной ассимиляции, сохранив за тысячу лет (!) свой язык финно-угорской группы и свой мудрый эпос «Калевала». При оккупации финнами какая-то часть карельского населения потянулась к родне по языку... Ещё сложнее было также финно-угор­цам по языку – ижорцам или ингерманландцам, то бишь почти «германцам». По законам военного времени все народы, близкие по крови стране-агрессору, подлежат высылке подальше от фронта. Но часть ижорцев-ингерманландцев бериевское ведомство сослало на реку Лену. Автор исследования приводит трогающий душу документ – письмо ингерманландки о трагическом пути семьи в Якутию, о потере близких…

В только что освобождённой от финнов Карелии ходили слухи и о возможной депортации карел. Партийный руководитель республики Г.Н. Куприянов настаивал на том, что слухи небеспочвенны, ставя себе в заслугу блокировку депортации. Изучение архивных документов позволило автору книги представить собственную логично и увлекательно изложенную интерпретацию «карельского вопроса». Как и другого острого вопроса того периода – об «особой войне» Финляндии против СССР, когда она определяла себя не как «союзница Германии», а как «соратница по войне», ведущая будто бы «отдельную», «свою» войну с СССР. (Но сжимали кольцо блокады вокруг голодающего Ленинграда оба «соратника», дружно и безжалостно!)

Очень слабо изученный период биографии Андропова – участие в восстановлении освобождённых районов Карелии, где, по словам председателя правительства Карело-Финской ССР П.С. Прокконена, «на каждом шагу лежали мины». Андропов мог привлечь к опасному делу разминирования совсем юных ребят, но, как всегда, подошёл к делу ответственно – организовал курсы с обучением у опытных минёров. Подготовили более 1000 человек. На очищенной от мин земле можно было начинать новую жизнь.

Чрезвычайно драматична вторая часть книги, посвящённая исследованию периода «позднего сталинизма», как называет автор конец 1940-х – начало 1950-х гг., и непонятного по сию пору Ленинградского дела, подрубившего «русскую партию» в правительстве СССР. Болезненным отголоском этого дела был «карельский вопрос». В январе 1950 г. рассматривалось на заседании Секретариата ЦК ВКП (б) персональное дело первого секретаря ЦК Компартии Карелии Г.Н. Куприянова (о расходовании золотого фонда на подпольные нужды в годы войны, неправильном оформлении выдачи золотых вещей без проставления веса). Другое расследование – о проведении денежной реформы прошло в декабре 1947 г. Факты обвинения, оказалось, соответствовали действительности.

В апреле того же 1950 г. в ЦК ВКП (б) заслушивалось персональное дело второго секретаря компартии Карелии Ю.В. Андропова. В ходе расследования Ленинградского дела вопрос об Андропове был выделен в отдельное производство, что грозило неминуемым арестом, но обвинения, выдвинутые против него неким скрывшимся под псевдонимом «т. Петровым», в основном не подтвердились. «Результаты оказались прямо противоположные – констатирует автор, – Куприянов шесть лет провёл в сталинских лагерях и тюрьмах, Андропов избежал подобной участи…» Потому что «Андропов оказался представителем партийной элиты, возглавляемой Г.М. Маленковым, противостоявшей ленинградской, которую возглавлял А.А. Жданов, – её представителем являлся Куприянов. В сталинизме понятие «предательство» было применимо только внутри отдельных политических элит – как нарушение неписаных партийных заповедей».