Критики повозмущались, пересчитали рёбра этим судьям своими гневными статьями, но, к сожалению, премия так устроена, что обратного хода у неё нет. А вскоре и писателя не стало. Дело Полянской, как это бывает, как будет ещё не раз, списали в архив.
Но жизнь гораздо богаче и многообразней любых комбинаций.
Эта странная, до сих пор во многом непонятная, несущая на себе следы сговора, история получила в наши дни неожиданное продолжение…
В журнале «День и ночь» (2012, 6) опубликован фрагмент из книги воспоминаний поэта Владимира Алейникова «Вокруг самиздата». Алейников излагает историю появления на свет произведения А. Морозова «Чужие письма». С доверчивым простодушием, даже не понимая, насколько подставляет друга, Алейников рассказывает о найденной им на руинах старого дома в Останкино пачке чужих писем: «Вообще-то письма – подлинные. Я их сам нашёл, сам – читал. И автор этих писем – вовсе не вымышленное лицо, а реальный человек».
Александр Морозов забирает с собой эти забавные письма, найденные двумя друзьями на прогулке, а спустя недолгое время предъявляет их в виде эпистолярной повести под своей фамилией. Дальнейшее всем известно. Получается, что журнал «Знамя» опубликовал, по сути, плагиат, а лауреатом Букера стал плагиатор.
Владимир Алейников – известный литератор, поэт, участник СМОГА, автор многих книг, так что к его словам можно отнестись с доверием.
Я не знаю, как реагировать на эту историю. Но мне кажется (думаю, что и не мне одному), что в свете вновь открывшихся обстоятельств необходимо вернуться к этой давней истории и пересмотреть спорное решение. Это в интересах всех нас – восстановить справедливость и пробудить интерес к незаслуженно обойдённой писательнице.
Покойный А. Агеев в статье «Забыть всё», посвящённой короткой литературной памяти о тех, кому не повезло «выскочить», подвёрстывает Ирину Полянскую к Юрию Трифонову и пишет: «…Вот совсем недавно ушла из жизни Ирина Полянская – прозаик от Бога, каждый её роман в 90-е годы и в начале «нулевых» был тихой сенсацией в среде понимающих, что такое настоящая проза. «Прохождение тени», «Читающая вода», «Горизонт событий» – за пять лет всего три романа, но каких! Метафоры Полянской хотелось выписывать в записную книжку с золотым обрезом, и при этом даже Набоков не вспоминался – всё у писательницы было своё, незаёмное. Громкой славы не случилось».
Не случилось «громкой славы» по вине трёх человек – членов жюри Букера-98: Андрея Зорина, славистки Катерины Кларк и Бориса Дубина. (К чести Бориса Дубина, надо сказать, позже он передал через общих знакомых свои извинения. Видно, совесть человека заела.)
Не надо объяснять, насколько сегодня важна премиальная судьба для писателя, чтоб его хотя бы прочли.
«Громкая слава» Михаила Шишкина началась только после полученного им Букера.
Кто выиграл от того, что случилось? Александр Морозов? Сомневаюсь. Опять же, от наших общих друзей я знаю (мир тесен), в каком перепуге он встретил обрушившуюся на него славу, видно, со дня на день ожидая разоблачения.
Однозначно проиграли читатели.
В своём послебукеровском очерке Андрей Зорин пишет: «Во всех появлявшихся материалах роман Полянской упоминался в качестве бесспорного и самоочевидного лидера, а остальные пять произведений выступали только в качестве фона… столь фатальное несовпадение моей оценки с общей реакцией вызывало у меня лёгкое беспокойство (беспокойство какое? – «лёгкое». –
В.К. )». Но Андрей Зорин стоически перечитал шорт-лист и, молодец такой, «только укрепился в своём мнении».Поручику тоже казалось, что он один шагает в ногу, все остальные – не в ногу. Чем эта история кончилась – известно. Кажется, без смирительной рубашки там не обошлось.
В трёх соснах, по русской пословице, ещё можно заблудиться, в двух – уже нельзя.
Я не очень верю в кажущуюся невменяемость критика. Даже ставить рядом эти два текста – нелепость, очевидная любому читателю, а уж премировать последний – откровенное издевательство над здравым смыслом, художественными критериями, литературой. Издевательство над всеми нами. Это была действительно «пощёчина всем нам». «Гадкий каприз председателя жюри Андрея Зорина, открыто презиравшего текущую словесность; как плевок в профессию, ремесло». (Б. Кузьминский).
Три литературных махинатора (простите, но другого слова не подберу) устроили карнавал под названием «а вот как мы плюем на ваших победителей с их романами, что возьмём и премируем архивный рассказ аутсайдера и плагиатора, и нам это сойдёт с рук»… И демонстративно премировали, выдавая его за последнее слово русской прозы, и самодовольно заявили в отчёте: «Сошло!» Так завершает свой послебукеровский очерк А. Зорин в ответ на последовавшие угрозы коллег, мол, тебе это «так не сойдёт» – «Сошло!».