Литературная Газета, 6636 (№ 12/2018)

слёзы твои потекли,

только, как порохом,

молнии сполохом

душу мою рассекли.

Ах, эта молния,

словно напомнила,

что мы с тобой старики,

и в бесконечное

чувство сердечное

верить уже не с руки.

Что же блестишь ты мне,

молния бывшая?

Ты заблудилась, ответь?

Слёзы всё катятся,

в летнее платьице

осень мою не одеть.

Осиротевшая струна

Памяти певицы Фариды Кудашевой

Соловьи тепло уносят,

зная, что не навсегда.

Унесла певунью осень.

– Ты вернёшься? – сердце спросит.

И поверится, что – да.

Не останется без песни

лес, застывший в холода.

По весне зальют окрестность

птицы гомоном чудесным

в ожидании гнезда.

Струнам сердца вновь поётся,

но одна, печаль тая,

словно скоро оборвётся,

всё дрожит – не дозовётся

верной трели соловья.

И запомнила до дрожи

соловьиный перелив,

и забыть уже не может,

на прощание похожий,

твой угаснувший мотив.

Далёкое солнце моё

Как будто было всё вчера –

черёмуховые вечера

и наше первое свиданье.

Их память верная хранит,

и тем дороже мне они,

чем отдалённее прощанье.

И вот вам чудо поздних дней –

чем ближе мы, тем холодней,

спокойней чувства и резонней.

И только первая любовь

нас обжигает вновь и вновь,

как солнце из-за горизонта!

Как те цветы

Ненастны дни и неясны

среди, казалось бы, весны.

Лицом к стеклу приник-прилёг

на подоконнике цветок.

Как в ожиданье нежных чувств

томится мой цветочный куст,

душа, надеешься и ждёшь,

когда ж весенний хлынет дождь.

– Пусть грянет вешняя гроза! –

мне говорят цветов глаза.

Я, как они, тянусь к теплу,

лицом приникшая к стеклу.

Кто виноват?

Нектар любви, на капли раздробя,

я не пила, я оказалась лишней.

Не ты ли виноват, неполюбивший?

Не я ли, не влюбившая в себя?

О как прекрасно вместе пелось нам!

Слова легки – мотиву не помеха...

Но разлетелись вдруг по сторонам

два голоса. И не дождаться эха.

Нектар любви – он слаще, чем любовь,

когда не выпит ни одним влюблённым.

Как терпок он, не поданный тобой!

Как опьяняющ, мной не пригублённый!

Не полюбил!

Теперь один живи!

Мы встретимся...

Но я не жажду мщенья.

Тебя своей лишившая любви,

я виновата, и прошу прощенья!

В ожидании нежности

Среди тяжёлой зимней стужи –

весна иль осень...

Кто поймёт?

То под ногами плещут лужи,

то снова наступает лёд.

Снег плачет, словно горько запил,

и влага с крыши потекла,

но от летящих сверху капель

ты не почувствуешь тепла.

И мне, не чаявшей согреться,

под этим ветром ледяным,

зачем обманываешь сердце,

капель, журчанием иным?

Вода скользит по льду, как в сказке,

но я-то знаю, боль тая –

не принесёт весенней ласки

капель, обманщица моя...

Мамино письмо

Из вороха бумаги снежной

письмо случайно достаю.

К нему я прикасаюсь нежно,

знакомый почерк узнаю.

Страницы помутнел орнамент,

края потрескались не вдруг,

как будто редкостный пергамент

прошёл через мильоны рук.

Глаза бегут по тропкам строчек,

то спотыкаясь, то смеясь.

Так мама неразумной дочке,

как шаль, тепла соткала вязь.

Вот я в конце, и вновь в начале

читаю, видя между тем –

напившись маминой печали,

святой пергамент пожелтел.

О, как права была ты, мама,

но мне не ставила в вину,

что путь мой не проляжет прямо,

что я не раз с него сверну,

что мне достанется от близких

несправедливого огня.

И лишь твои святые письма

спасали всякий раз меня.

Вот так всю жизнь идёшь в сраженье,

любовь и молодость губя,

чтоб посмотрели с уваженьем

чужие люди на тебя.

И наконец тебе понятно:

лишь мамы щедрая любовь

и бескорыстна, и бесплатна,

в письме прочитанная вновь.

Каждою весной

Я в деревне успокоюсь

под ручейный перезвон.

Снега в городе по пояс,

только молча тает он.

Здесь же ветер вольный дышит

ароматом стройных ив,

здесь и только здесь услышишь

стай гусиных перелив.

Мчит скворчиная позёмка

так, что сердце ёк да ёк,

горожанину-ребёнку

это счастье невдомёк.

Гуси ждут пушистых деток…

Вот бы с мамою сейчас

набросать им в гнёзда веток

и соломы про запас.

Что ж я душу-то мочалю,

если каждою весной

дом пустой меня встречает

и замочек навесной.

Возвращенье земляка

Под жаворонка песню раскачались

И расшумелись добрые хлеба.

Шагал крестьянин, тем хлебам начальник,

Ему земля – и счастье, и судьба.

Но в чёрный день к полям его Отчизны

Фашистских полчищ ринулась орда,

Свободу вырывая вместе с жизнью,

Как будто ломоть хлеба изо рта.

Поверженным врагам куска не жалко,

Пусть поедят с натруженной руки,

Но с теми, кто на землю смотрит жадно,

Готовы насмерть биться земляки.

Недавно серп державшими руками

Винтовки взяли, но страшна война:

Гляди, как на могильном белом камне

Кровоточат погибших имена.

Мой добрый край не ранили гранаты,

Не рвали землю бомбы на куски,

Но в наших душах мёртвые солдаты

На память завязали узелки.

Они кровоточат, не заживают…

Как будто духи предков из огня

Взывают к тем, кто их не забывает,

И совестью, и разумом храня.

Мы кланяемся славными делами

Герою, что в сраженье уходил –

Вот он с горы любуется полями,

Которые в бою освободил.

И смотрит вдаль отцовскими глазами,

Уставшими от ратного труда –

Он уходил, земли своей хозяин,

Как памятник вернулся навсегда!

Перевод Айрата Еникеева

Остро пахнут мгновенья весны