Литературная мастерская. От интервью до лонгрида, от рецензии до подкаста

Третий – деталь или сценка, заново разжигающая главную эмоцию от текста. Это, пожалуй, самый кинематографичный прием. Так заканчивается расследование Даниила Туровского[106] о сексуальных злоупотреблениях руководства московской «Лиги школ» – мы видим, как один из антигероев, бывший завуч школы, продолжает преподавать в детском кружке и как после его лекции одна из учениц дарит ему подарок и обнимает. Эта мелкая и, в сущности, невинная деталь в контексте выглядит зловеще – до мурашек по коже.

Еще один способ думать о финале – держать в уме классическую кольцевую композицию: текст как бы замыкается на свое начало и тем самым «пакуется» в голове читателя в нечто целое, связное. Так, в начале расследования Ивана Голунова[107] о миллиардных активах вице-мэра Москвы Петра Бирюкова и его окружения есть рассказ об обширных владениях семьи Бирюкова в Подмосковье. В финале текста читатель уже отягощен сложным знанием о юридических и партнерских связях героях материала – и тут последний из этих персонажей оказывается обладателем участка все в той же деревне. Такой прием может создать ощущение «все понятно» – даже если на самом деле так только кажется.

Начало и финал – жизненно важные элементы текста. Крайне необходимо помнить о них и думать о них специально. Когда я понимаю, какими будут начало и конец, – это момент, когда текст входит в последнюю фазу: обрамление готово, а расставить остальные детали в правильном порядке – в некотором смысле дело техники.

Середина. Как располагать фактуру в основной части материала? Я бы сказал, что здесь есть два базовых способа – именно их обычно выделяют в американской преподавательской и академической традициях. Они достаточно абстрактны, но могут пригодиться как минимум для общих размышлений над логикой текста.

Первый тип метафорически называется «бокал Мартини» – в честь широких конических бокалов с тонкой ножкой и круглым основанием. Верхняя часть бокала – зачин, который цепляет и мотивирует читателя, а основание – финал. Середина – это ножка, представляющая собой хронологически последовательное изложение событий. Логика проста: если мы уже зацепили читателя, дальше можно без лишней эквилибристики рассказать ему, как все было. Чаще всего в таких случаях начало вынуто из середины действия, а основной массив текста объясняет, как события к этой середине пришли – и что было дальше. Так строится подавляющее большинство профайлов; в качестве примера приведу текст Олеси Герасименко о противоречивой карьере рэпера Фейса (Ивана Дремина)[108] и текст Ильи Жегулева (большого мастера жанра профайлов) о жизни Михаила Горбачева после завершения политической карьеры[109].

Второй распространенный тип структуры – «шашлык». Он, соответственно, подразумевает последовательное нанизывание на нарративный стержень разных типов информации – человеческих историй, экспертных мнений, обзора статистики или законодательства и пр. Как правило, в удачных материалах разные типы информации именно что чередуются, органически увязываясь друг с другом в единую конструкцию. Этот тип структуры лучше всего подходит для проблемных репортажей, которые рассматривают один и тот же сложный феномен в разных аспектах. Примеры: уже упоминавшийся текст Катерины Гордеевой о том, что происходит в России с женщинами, обратившимися в полицию с заявлением об изнасиловании, или материал Саши Сулим о том, как живут люди, осознающие себя педофилами[110].

Разумеется, этими двумя общими подходами структурные возможности лонгридов не исчерпываются. Игры с композицией, попытки интересно выстроить текст – задача одновременно сложная и захватывающая. Тут важно помнить: структура – это все-таки двигатель рассказа, а не его предмет.

Тем не менее иногда специальные приемы работают. Вот несколько примеров. В материале Криса Джонса Things that Carried Him («Как он вернулся домой»), написанном для Esquire[111], хронологическая структура перевернута с ног на голову: история о том, что происходит с телами американских солдат, которых убивают на ближневосточных войнах, начинается с конца – с похорон – и дальше развивается будто в обратной перемотке. В материале Кристофера Гоффарда Framed («Меня подставили»), написанном для Los Angeles Times[112], каждая часть истории парадоксального преступления в Калифорнии рассказывается как бы с разных точек зрения: жертвы, преступников, следователей, прокурора и т. д. Наконец, один из самых эффектных (и самых сложных) структурных приемов – это переворот: когда в какой-то момент человек осознает, что история, которую он читает, вовсе не о том, о чем казалось. Например, читая материал Ника Тэйбора A Town Under Trial («Суд над городом»)[113] для журнала Oxford American, в середине мы понимаем, что секс-работницу в маленьком техасском городке убил вовсе не коррумпированный полицейский, – и вообще само преступление, служащее материалу каркасом, начинает выглядеть совсем иначе.