А когда в этом доме умирал отец, знаменитый историк, все безотлучно находились при нем, но почти никто последние дни не притрагивался к еде. Особенно Владимир. В столовой все подавалось, но все уносилось нетронутым: завтрак, обед, ужин. В последний день детей почти насильно усадили за стол, но есть они не могли, пили чай. И как раз в эту минуту вбежал лакей и сказал, что мать зовет всех. «Когда мы вновь окружили диван, на котором лежал отец, — вспоминала одна из дочерей, — началась тихая агония, длившаяся всего несколько минут, и когда не стало слышно дыхания отца, ударили в нашем приходе ко всенощной… а по небу пролетел огромный, редко яркий метеор…»
Правда ли, легенда ли? — неведомо…
Наконец, в этом доме жил с 1890 по 1908 г. и также — до своей смерти прозаик («русский Дюма»), собственник и редактор литературно-исторического журнала «Полярная звезда» (1881) — Евгений Андреевич Салиас-де-Турнемир (сын писательницы Евгении Тур, племянник драматурга А. В. Сухово-Кобылина). Здесь успел дважды издать полное собрание сочинений в 33 томах в 1890-е гг. и в 20 томах (незаконченное) с 1901 до 1917 г. Вот только читают ли эти тома ныне?
99. Денежный пер., 9/5
(с.), — доходный дом (1919, арх. А. Н. Зелигсон). Ж. — в 1836–1837 гг. — поэт, прозаик, драматург, переводчик и мемуарист, сенатор Степан Петрович Жихарев, член пушкинского «Арзамаса», знакомый, кстати, Пушкина.Позднее, в построенном на этом месте доходном доме (с., 1910, арх. А. Н. Зелигсон), жили с 1923 по 1933 г. — народный комиссар просвещения СССР, публицист, драматург, академик Анатолий Васильевич Луначарский,
его вторая жена — актриса, мемуаристка Наталья Александровна Розенель (урожд. Сац) и родной брат ее, литературный секретарь А. В. Луначарского, литературовед, критик, переводчик, редактор журнала «Литературный критик» — Игорь Александрович Сац.Здесь, в огромной квартире наркома, на одном из верхних этажей, находили приют многие не схожие между собой и неоднозначные люди. Скажем, в 1923 г. здесь жила секретарша наркома, поэтесса, прозаик и драматург Анна Александровна Баркова.
Тут, будучи уже автором сборника стихов, Баркова написала пьесу «Настасья Костёр» (1923). Жил в квартире Луначарского (останавливался в 1925 г.) эсер, чекист, литератор Яков Григорьевич Блюмкин (Симха Янкель Гершевич). А уж бывала здесь едва ли не вся «культурная элита» эпохи: Вяч. И. Иванов, М. А. Волошин, Н. А. Оцуп, Д. Бедный (Е. А. Придворов), В. В. Маяковский, Л. М. Рейснер, М. А. Булгаков, философ, политик, писатель-утопист А. А. Богданов-Малиновский и многие другие.Вообще вся противоречивость фигуры Луначарского в истории культуры лучше всего была выражена им самим, когда он сказал как-то, что считает себя «большевиком среди интеллигентов и интеллигентом среди большевиков…». Ныне мало кто помнит, что он был избран почетным председателем Всероссийского союза поэтов и, как считалось, всегда позиционировал себя «добрейшим покровителем» искусства и литературы. Но этот «добрейший» именно здесь выработал лукавую привычку подписывать любые «рекомендательные письма» от своего имени (по просьбам обращавшихся к нему), но как только за очередным «просителем» закрывалась дверь, звонил тем, кому писал, с просьбой не обращать внимания на его ходатайства. «Все думали, что Луначарский добр и внимателен и что его добрым намерениям мешают другие люди, суровые и невнимательные, — вспоминал один из посетителей. — Но на самом деле… нарком посылал своего протеже на верный провал. Вот почему он оставался чист и в глазах власти, и в глазах своего наивного протеже…»
Корней Чуковский, побывав в этом доме, записал про наркома: «Он лоснится от самодовольства. Он мерещится себе как некое всесильное, благостное существо, источающее на всех благодать. Страшно любит свою подпись, так и тянется к бумаге: как бы подписать! Публика прет к нему в двери, к ужасу его сварливой служанки, которая громко бушует при каждом новом звонке…»
Писали, что он окружил себя компанией из самых модных литераторов, художников и режиссеров. Полюбил роскошные застолья, редкие вина, дорогие костюмы. Оставил свою старую супругу, преданную ему еще с дореволюционных времен Анну (сестру, кстати, «товарища по партии» А. А. Богданова-Малиновского), и взял в жены 23-летнюю актрису Наталью Розенель. И властно настаивал на все новых и новых постановках своих пьес («Поджигатели», «Бархат и лохмотья» и др.), где главные роли доставались как раз жене. Ехидный Демьян Бедный злословил потом: «Ценя в искусстве рублики, // Нарком наш видит цель: // Дарить лохмотья публике, / А бархат — Розенель».