Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4

Впервые я встретился с Джимом Вард на «Черном Принце». Старине Джиму было в то время около семидесяти лет, но он был достаточно бодр и крепок, чтобы работать. Правда, мы, молодежь, часто отстраняли его от наиболее утомительных работ, требуя в награду, чтобы старый Джим нам рассказывал о своих приключениях на море.

Джим проплавал свыше 50 лет. Больше двадцати раз он пересек экватор, сделал двенадцать кругосветных путешествий, перебывал во всех решительно портовых городах.

Море заменило ему семью, и он никогда не был женат. С сушей его ничто не связывало. Когда он был молод, он не горевал об отсутствии семьи, а с годами, когда ему всё труднее удавалось устроиться на корабль, он стал крепко жалеть об этом.

Пожилых матросов капитаны нанимали только на один рейс и то, если, в порту не было никого помоложе. Бедняге Джиму пришлось довольно долго околачиваться в Кэптауне, пока его не взял капитан «Черного Принца» на один рейс до Ньюкестля (Австралия). Зато команда была в восторге, когда за несколько минут до отплытия на палубе показался Джим. Я потом понял, почему его так радостно встретили матросы: у него был неисчерпаемый запас интереснейших рассказов.

Американец по рождению, Джим плавал и на итальянских торговых судах в то время, когда Италия вела войну с зулусами. Итальянцы считали себя культурной и передовой расой, а зулусов — дикарями, людоедами, варварами. На этом основании итальянцы обрушивались на зулусов, владеющих только копьями и стрелами, со всей военной техникой, известной цивилизованным странам. Борьба была неравной, и, пользуясь своим преимуществом, итальянцы безжалостно расправлялись со всеми чернокожими, попадавшими в их руки.

Велико было отчаяние Джима, когда корабль, на котором он тогда плавал, потерпел кораблекрушение у берегов Африки и вся команда попала к зулусам в плен. Он был тогда совершенно уверен, что погибнет мучительной смертью. Но зулусы оказались очень гуманными по отношению к морякам. Когда они, изможденные и беззащитные, вплавь высадились на берегу Африки, зулусы не только хорошо обращались с ними, но и указали им дорогу в Занзибар, где все матросы устроились на идущий в Борнео пароход.

Им снова не повезло. Снова кораблекрушение, снова плен, отчаяние и безнадежность. Джим не уставал рассказывать нам, как постепенно страх перед дикарями, во власти которых они очутились, уступил место глубокой симпатии к ним и благодарности. Через короткое время пленники были отпущены на волю и в ближайшей гавани взяты на борт американского парохода.

Еще один раз потерпел Джим крушение, когда он плавал на китоловном судне в Ледовитом океане. Сколько интереснейших романов можно было бы написать, перенеся рассказы Джима на бумагу! Но нам, переутомленным и полуголодным матросам «Черного Принца», было не до этого.

Прибыв в Ньюкестль и сойдя на берег, я решил ни в каком случае не возвращаться на «Черный Принц». Лучше поставить крест на свое жалованье за один рейс, но попытать счастье на другом судне. Меня взял к себе капитан парохода «Алльянс», везущий груз угля в Южную Америку.

Накануне отплытия, ночью, я встретил в гавани Джима. Он был измучен, голоден и в отчаянье. В Ньюкестле безработных моряков было много, и ни один капитан и слышать не хотел, когда Джим, перечисляя свои морские специальности, просил взять его на борт.

Пятьдесят лет плавания говорили не за Джима, а против. На него неминуемо надвигалась судьба всех старых моряков, которые больше всего в жизни любили море и оставались без семьи. Одинокие старые матросы обречены на медленное умирание в рабочем доме, или в жалкой богадельне, или вынуждены собирать объедки в помойных ямах.

Что я мог сказать Джиму, чем помочь ему?

Несколько шиллингов, которые мы собрали между собой, не могли надолго скрасить его существование, но он, провожая нас, старался сохранять бодрый вид. Я не забуду его фигуры на пристани, когда мы поднимали якорь и он, стараясь не показать душевного волнения, махал нам своей матросской фуражкой.

Для старого Джима наступил конец плаванию.

Перевела с англ.

М. Дьяконова.

Арнольд Цвейг Конг на пляже

Оглушительный лай Конга выражал всю сумму чувств молодого эрдель-терьера, впервые увидевшего море. Ему было приятно ступать по чуть влажному, освещенному сияющим солнцем песку, но еще заманчивее было броситься очертя голову в то круглое, голубое, что, пенясь, набегало на берег. Конгу страстно хотелось свободы движения, но его юный повелитель, Вилли, крепко держал поводок, вприпрыжку следуя за ним.

Вилли тоже был счастлив.

Виллин папа, инженер Гролль, следовал за ними, ни на минуту не теряя из виду загорелого светловолосого мальчугана, увлекаемого вперед жизнерадостностью его четвероногого товарища.

Пляж представлял нарядную картину. Пестрые палатки, яркие большие зонтики, разноцветные костюмы, казалось, превратили озабоченных и хлопотливых горожан в радостных и шаловливых детей солнца.