В купальных костюмах имущественные и классовые различия исчезают, и глазам инженера Гролля представлялась почти однородная картина освобожденного от одежды человеческого тела. Разница заключалась только в оттенках загара, и тут мало кто мог соперничать с темношоколадным цветом кожи девятилетнего Вилли. На пляже оглядывались на стройного белокурого мальчика, еле поспевавшего за стремительным, взлохмаченным псом.
Гролль несколько отстал, но, увидев издали, что темная фигурка в голубых трусиках остановилась у яркозеленой палатки, поспешил туда.
Перед палаткой, в ее спасительной тени, сидел на песке толстый пожилой господин в лиловом купальном костюме и с сигарой в руке. Небрежно кивнув в сторону стоявшего рядом с ним Вилли, толстяк обратился к Гроллю с вопросом:
— Это ваша собака?
Конг стоял, плотно прижавшись к Вилли, который держал собаку уже не за поводок, а за ошейник. В двух шагах от Вилли сидела на песке девочка лет двенадцати. Губы ее были плотно сжаты, и на длинных ресницах виднелись следы слез.
— Нет, собака не моя, — ответил Гролль. — Она принадлежит этому мальчику, а сам мальчик действительно принадлежит мне.
— Беготня с собаками по пляжу запрещена, — сердито проворчал толстяк с сигарой. — Ваша собака испугала мою дочку и растоптала ее постройку из песка, это безобразие!
«Очевидно, Конг вырвался», — догадался Гролль.
— Вы правы, недопустимо, чтобы собаки пугали детей, но я надеюсь, что ничего непоправимого не произошло.
Вилли оттянул Конга на несколько шагов назад, нагнулся и, подобрав лопаточку девочки, положил ее у входа в палатку. Тут только Гролль заметил, что в глубине палатки сидела молодая женщина исключительной красоты. «Кто бы она могла быть? — задумался на секунду Гролль. — Для матери девочки она слишком молода, а для гувернантки слишком элегантна и высокомерна».
Никто из владельцев палатки не обратил внимания на Вилли, желавшего загладить поступок Конга, и мальчик растерянно отступил, вопросительно глядя на отца.
— Я думаю, мы можем считать инцидент исчерпанным, — шутливо сказал Гролль и опустился на песок неподалеку от толстяка. Он лег грудью вниз, опираясь на локти и прижимая ладони к щекам В такой позе было удобно снизу вверх рассматривать и изучать враждебное трио, а также своего Вилли, все манеры и движения которого говорили о мягкости и воспитанности.
«Как живописно выглядит мой милый мальчик рядом с нахохлившимся Конгом!» — думал Гролль. Собака действительно сохраняла злобный вид, косилась и ворчала, прижавшись боком к ножкам Вилли.
— Папа, я хочу застрелить эту собаку, — вдруг резко и властно произнесла девочка. — Я очень испугалась. Я хочу наказать ее и этих людей. Ты будешь держать собаку, а я буду стрелять.
Взгляд Гролля упал на ее руку, на массивный золотой браслет, изображавший трижды обвившуюся вокруг себя змею, с бриллиантами вместо глаз. Девочка, видимо, умела повелевать, и ее капризы были обязательны. По крайней мере в данном случае ее требование не вызвало отпора со стороны джентльмена с сигарой, и дама в палатке продолжала сохранять свою высокомерную невозмутимость.
Глаза Вилли сверкнули возмущением, и он еще крепче прижал к себе Конга.
— Я никому не позволю застрелить мою собаку, — угрожающе сказал он, сжимая кулачки.
Гролль решил не уходить. Его интересовало, что будет дальше, интересовало, до какой степени злости дойдет деспотизм маленькой барышни. В конце концов он, Гролль, не потеряется перед ней и сумеет постоять за Вилли и Конга.
Девочка в упор смотрела на своего отца, не удостоивая взглядом никого другого.
— Купи эту собаку у них, папа, — сказала она своим звенящим своенравным голосом и вытащила из большой, лежащей на песке сумки узенькую книжку и автоматическое перо.
— Вот тебе моя чековая книжка.
Отец взял то и другое из ее рук, но на лице его не отразилась решимость, которую ожидал увидеть маленький деспот.
— Если ты сейчас же не купишь мне эту собаку, папа, ты увидишь, что я сделаю! Я брошу свою тарелку с супом в середину зала, где мы обедаем, в ресторане будет такой шум, как еще никогда! Ты ведь знаешь меня, папа!..
Она говорила злым шопотом, и видно было, как побледнели щеки под легким загаром, как ядовито искрились ее светлые, одного цвета с морем, глаза.
Толстяк бросил сигару и хмуро проворчал:
— Даю десять фунтов стерлингов за собаку.
Гролль привстал, потом уселся, скрестив под собой ноги. Приключение делалось всё интереснее.
— К сожалению, собака мне не принадлежит. Обратитесь к моему мальчику. Он воспитал Конга, он за него отвечает и распоряжается им.
— Я не имею никаких дел с мальчиками. Я предлагаю пятнадцать фунтов стерлингов за этого пса, который не стоит и десятой доли этих денег.
Гролль понял, что перед ним открывается возможность заглянуть в душу своего мальчика, проверить его, и он ухватился за эту возможность.