Литературное досье Николая Островского

«Мне непонятно, почему восстановлены видные работники, выметенные чисткой за ряд тяжёлых преступлений. Они все работают там же. Например, окрстрахкассовый бюрократ Шмелёв, бывший директор курупра и многие другие. Не могу, не работая и не участвуя в жизни организации, это решать».

Не вошедший в книгу отрывок из шестой главы сам по себе вызывает на размышления, но мне, прежде всего, вспомнилось другое не публиковавшееся ранее письмо Островского Жигиревой. 27 сентября 1928 года он писал ей:

«Ещё одно хочу рассказать. Неожиданно приехала моя приятельница-друг (помнишь, я тебе рассказывал грустную историю моей привязанности?). Она активистка, член ВКП(б) с 1916 г. Ей тридцать лет. Она один из моих лучших товарищей, тем более, что когда-то нас связывала личная симпатия. Она лечилась в Мацесте и случайно узнала обо мне и мы встретились неожиданно. Не виделись два с половиной года. Встретились, как встречаются родные люди, очень хорошо. У неё есть муж, славный товарищ. И хотя у них личная драма – он оппозиционер, исключён из ВКП(б)… (далее в письме неразборчиво)… много горя и печали. Политическая борьба при личной любви кончится, наверное, разрывом, так как он в партию не идёт, а применяется к Троцкому, и идейное отчуждение, и ушёл от ВКП(б).

Много я выслушал от товарища упрёков и разгромов за мои поступки и т.д. Это всё верно и много правды есть, но всему оправдание моя молодость. Товарищ Шурочка, я, наверное, не смогу тебе всех моих мыслей передать… но, когда она уехала в Москву, пробыв сутки у нас, мне стало грустно безумно».

Очевидно, что данное письмо перекликается с процитированным отрывком романа – тоже два любящих друг друга человека, но оказавшихся на разных политических платформах, тоже исключение из партии одного из них и грозящий в данном случае разрыв семейной жизни. В письме не указана, правда, фамилия подруги, но её не трудно установить.

В седьмой главе второй части «Как закалялась сталь» Островский вводит новую подругу Корчагина Марту Лауринь, так описывая её:

«… латышка, кареглазая молодая женщина, похожая на восемнадцатилетнюю девушку… Марту Корчагин считал комсомолкой. На глазок давал ей девятнадцать лет. Каково же было его удивление, когда однажды в разговоре с ней узнал, что она член партии с семнадцатого года, что ей тридцать один и что она была одним из активных работников латышской компартии. В восемнадцатом году белые приговорили её к расстрелу, а вслед за тем она была обменена Советским правительством вместе с другими товарищами».