Литературное досье Николая Островского

Более того, при сопоставлении текста второго приказа с текстом копии того же приказа, имеющегося в Фонде ЦГАСА /Ф 4, оп 3, ед. хр. 59, стр. 474/, обнаружены незначительные расхождения в отдельных словах, знаках препинания. Так например, третий пункт копии приказа в ЦГАСА записан так (подчёркнуты расхождения):

«3. Твёрдо напоминать командному и комиссарскому составу его ответственность за строжайшее исполнение настоящего приказа.

Рабоче-крестьянская страна любит свою Красную Армию. Она гордится ею. Она требует, чтобы на знамени её не было ни единого пятна».

Этот же пункт у Какурина и Островского записан несколькоиначе:

«3/ Твердо напомнить командарму и комиссарскому составу его ответственность за строжайшее исполнение сего приказа.

Рабоче-крестьянская страна любит свою Красную армию. Она гордится ею. Она требует, чтобы на знамени её не было ни одного пятна».

Последний абзац приказа в изложении Какурина попал и в опубликованный вариант романа /стр. 177/. Мною же даны полные тексты приказов из рукописи в примечаниях к первому тому цитируемого собрания сочинений Островского.

Убедившись окончательно в том, что восьмая глава первой части романа писалась по фактическому материалу, изложенному в книге Какурина, я пошёл к Г.М. Алексеевой, которая, как нам известно, писала под диктовку писателя с шестой по девятую главы первой части романа «Как закалялась сталь», и, изложив ей свои доводы, я попросил вспомнить, как она переписывала приказы из книги и как вообще писалась восьмая глава. Меня интересовала чисто техническая сторона творческого процесса. Ведь писатель в 1931 году не мог читать книг своими глазами, но мог с чьей-то помощью отбирать нужный материал, что-то отбрасывая, что-то оставляя и переделывая.

Галина Мартыновна, к сожалению, стала отрицать всякую вероятность того, что она переписывала хоть одно слово откуда-то, утверждая, что всё писала под диктовку Николая и что никакой книги Какурина не помнит. Ею даже было высказано сомнение – её ли почерком записаны тексты приказов. Тогда мне пришлось попросить Галину Мартыновну написать несколько предложений из приказа под мою диктовку на листке бумаги. Она охотно согласилась. И, не смотря на то, что тогда прошло ровно шестьдесят лет с момента записи романа её рукой, и что зрение уже пожилой женщины заставило её носить очки с толстыми стёклами, не смотря на всё это, почерк её, как мы убедились, почти не изменился. Запись того дня не оставила ни малейшего сомнения в том, что восьмая глава, в том числе и неопубликованные приказы, как впрочем и некоторые другие главы, написаны рукой Алексеевой.

Записав на магнитофон всю нашу беседу, мы отправились ещё к одному «добровольному секретарю» – жене Островского, Раисе Порфирьевне. Беседа с нею также фиксировалась магнитофонной записью. И здесь нам также не удалось ничего узнать, так как Раиса Порфирьевна утверждала, что к восьмой главе она не имела никакого отношения, как работал Островский с Алексеевой, она не знает, поскольку всё время бывала на работе, а книгу Какурина не помнит.

Тогда я вновь обратился к фондам Московского музея Островского и взял на этот раз неопубликованные воспоминания Г.М. Алексеевой. Оказалось, что ещё в 1939 году, то есть всего через три года после смерти писателя, она писала в своих воспоминаниях о том, как работала с Островским (правда, копия этого текста не подписана, а оригинал ещё предстоит найти) буквально следующее:

«Из вспомогательной литературы была единственная книга «Война с белополяками», из которой было взято для исторической точности несколько военных приказов и общая стратегия на фронте».

В другой копии более обширных воспоминаний, написанных Алексеевой в 1951 году и теперь уже заверенных её подписью, отмеченный факт снова утверждается, но несколько иначе: