Литературное произведение: Теория художественной целостности

Важность и всеобщая значимость переломного момента в развитии сознания героя-рассказчика подчеркнуты нарастающей сиюминутностью воссоздания происходящих событий. Интересно в связи с этим сопоставить с вышеприведенным абзацем его черновой рукописный вариант: «Только когда эти люди поравнялись со мною, я понял, что это было. Привязанный к ружьям человек был прогоняемый сквозь строй, сквозь триста палок, как мне сказали, бежавший солдат-татарин. Все солдаты, вооруженные палками, должны были ударять по спине проводимого мимо их человека. Полковник кричал на людей, которые недостаточно крепко били, и бил их за это, угрожая еще жестоким наказанием. Солдаты взмахивали один за другим палками и ударяли по спине волочимого мимо них человека … Влекомый на ружьях человек то откидывался назад, и тогда солдаты с сосредоточенными, серьезными лицами толкали его вперед, то падал наперед, и тогда те же солдаты удерживали его от падения и медленно вели вперед».

Приведем содержательный лингвистический анализ произведенной Толстым правки из статьи В. В. Одинцова «Функция грамматических категорий в системе форм субъектной многоплановости»: «…первоначально описание сцены „после бала“ представляло собой рассказ (повествование от рассказчика) о прошедших событиях, что выражалось в линейной и обобщенной передаче изображаемого… В печатном тексте обобщенная передача прошлого заменяется, так сказать, непосредственным восприятием… Линейное описание заменяется возвращающимся, спиральным… Сами предложения построены по тому же спиральному принципу: основное действие, выраженное глаголом, обрастает рядом подобных, дополнительных, что находит свое выражение в насыщении текста причастными и деепричастными формами. Эти формы, находясь в препозиции, отодвигая подлежащее от сказуемого, выделяют, экспрессивно подчеркивают действие, создают напряженный драматизм изображения… Все эти изменения направлены на то, чтобы передать ощущения непосредственного наблюдателя. Таким образом, создается новая субъективная сфера – герой. Изображаемое пропускается через призму его сознания. Соотношение автор – рассказчик (сцена бала) осложняется при описании сцены „после бала“: автор – рассказчик – герой (непосредственный наблюдатель)» ³ .

Окончательный вариант отличается и явным ростом ритмической напряженности речи. Полностью изменяется распределение зачинов и окончаний: если в рукописном тексте доминируют женские, то в печатном варианте возрастают закрепляющие речевую прерывистость и напряженность ударные формы. Появляется та систематически проведенная контрастирующая двуплановость, о которой говорилось выше.

В результате действительно возрастает «напряженный драматизм изображения», хотя, по-видимому, дело здесь не только в воссоздании позиции непосредственного наблюдателя. Еще в молодости Толстой задавался вопросом: "Нельзя ли как-нибудь перелить в другого свой взгляд при виде природы. Описание недостаточно" ⁴ (курсив мой. – М. Г.). В речевом строе рассказа и воссоздается событие вместе с взглядом на него, причем именно изображение взгляда играет здесь центральную роль. Но взгляд этот проникает собою событие, он неотрывен от него в соответствии с тем принципом, который высказывал Толстой в письме Ф. Ф. Тищенко: «Недостаточно ясны перевороты, происходящие в душе Семена: сначала злобы, потом отчаяния, потом успокоения и, наконец, решимость вернуть жену. Все это надо бы, чтобы совершалось в событиях, а не только бы описывалось» ⁵ . Именно такой совершающийся в событии переворот, осознаваемый человеком, и воплощается в рассказе. В его композиционно-речевой организации равно важны два противоположных движения: вперед, от прошлого к развертывающемуся настоящему, у описываемого молодого героя, и назад, от настоящего к прошлому, у ведущего повествование рассказчика. В своеобразных узловых пунктах пересечения этих движений авторским организующим усилием выясняется, что относящееся с точки зрения событийной логики к прошлому в сознании рассказчика существует как сиюминутное. Но это сиюминутное относится, конечно, не только к определенному моменту наблюдения, но присутствует в сознании человека сейчас и всегда (или всегда как сейчас), как «вечно-настоящее», как всеобщий момент неукротимого и неустанного движения к истине.

Соответственно, и ритмическая подвижность, и многоплановость оказываются своеобразной формой речевого воплощения такого напряженно-анализирующего движения. Его энергия, охватывая всю осложненность и расчлененность речевого строения, всю изменчивость и все многочисленные ритмические повторы-контрасты, порождает общую перспективную направленность речевого потока.