Литературное произведение: Теория художественной целостности

Интересно, что непосредственным продолжением мысли о «дробности» лирики является следующее утверждение Белинского: "Все общее, все субстанциальное, всякая идея, всякая мысль – основные двигатели мира и жизни, могут составить содержание лирического произведения, но при условии… чтоб общее было претворено в кровное достояние субъекта, входило в его ощущение, было связано не с какою-либо одною его стороною, но со всею целостию его существа" ⁴ . Получается, что «целость жизни» недоступна лирическому произведению, а «целость существа» чувствующего и мыслящего человека-субъекта является его необходимым родовым основанием. Но в пушкинском-то стихотворении – и это его принципиально новое качество – эти «целости» так непосредственно обращаются друг к другу, что состоянию сознания «я помню», скрепляющему целость существа реального человека, отзываются и пробуждение души, и воскресение той полноты, где «и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь», – конечно же, не отдельные «стороны» или части, а синонимические имена именно «целости жизни».

В одной из самых интересных и глубоких интерпретаций этого стихотворения в последние годы С. Бройтман, говоря о многолетних спорах по поводу причинно-следственных зависимостей между содержанием строк: "Душе настало пробужденье… " и «И вот опять явилась ты…», – вполне убедительно подвергает сомнению самый предмет этих споров. Он считает, что здесь вообще речь не может идти о «логических, причинно-следственных отношениях»: «…пробуждение души и появление героини – два вполне самостоятельных и логически невыводимых друг из друга момента». Их связывает, по мнению С. Бройтмана, не причинно-следственная, а вероятностно-множественная логика: «Она означает не синтез двух тем, но их параллелизм, не сведение их в конечном счете к одной (хотя и бесконечно глубокой) смысловой перспективе, а наличие двух принципиально разных систем значений, причем их совместное существование не регулируется ничем единым и единственным, никакой заранее заданной традиционно-канонической картиной мира» ⁵ .

Неполное согласие здесь вызывает только отождествление единства и единственности. Невозможность единственного причинно-следственного объяснения, как и невозможность единственного существования "Я" без «Ты», сочетается с не менее энергичной акцентацией единства движения, охватывающего все различные, в том числе и самые что ни на есть противоположные состояния и отношения "Я" и «Ты». Самым ощутимым здесь оказывается единство ритмическое, в котором смыслообразующими становятся даже такие ритмические частности и вроде бы «технические» детали, как сплошные кольцевые повторы начальных и конечных ритмических форм четырехстопного ямба во всех строфах, кроме третьей, причем повторы все более и более расширяющиеся, так что в первой и в последней строфе повторяются все ритмические формы: и их состав, и их последовательность.

Возвращения тех же самых ритмических форм вместе с развертыванием не только различных, но и предельно противоположных жизненных содержаний как раз и акцентируют их взаимообращенность. И если ритм вообще «есть превращение последовательности, которая сама по себе ничего не означает, в значащую» ⁶ , то значением здесь оказывается не какой-то единственный и определенный событийный, психологический или логический смысл, а смыслопорождающее общение – общение принципиально различных содержаний и систем координат: горизонтали реального существования, встреч, разлук, новых встреч и вертикали общечеловеческой «фабулы»: рождения – смерти – воскресения. Целью и основой поэтического целого становится у Пушкина идеал гармонии – согласного общения друг с другом этих различных содержаний.

"Я помню… " и «…явилась ты», стоящие рядом, ритмически обращаются друг к другу в принципе так же, как и во всеобще-возвращающемся «кольцевом» или «круговом» движении целого первое и последнее слово стихотворения: "я помню… " и «… любовь». Состояние памяти и любви, самостояние "Я" и обращенность к «ТЫ» – их единство столь же важно, как и их разде-ленность. Творчески созидаемое единство стихотворения – это проясняющаяся первичность живой взаимосвязи, общения того, что неминуемо должно оказаться и оказывается разделенным в реальности.