Литературное произведение: Теория художественной целостности

10. См.: Усманова А. Р. Умберто Эко: парадоксы интерпретации. Минск, 2000. С. 134.

11. Rasthope A. British post-structuralism since 1968. L.; N. Y., 1988. P. 188.

12. Косиков Г. К. Ролан Барт – семиолог, литературовед // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1989. С. 37.

13. См. Философия и социология науки и техники. Ежегодник, 1988—1989. М., 1989. С. 9.

14. Поль де Ман. Борьба с теорией // Новое литературное обозрение. 1995. № 2. С. 13.

15. Там же.

16. Там же. С. 14.

17. Там же.

18. Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М., 1995. С. 23.

19. Баршт К. Три литературоведения // Звезда. 2000. № 3. С. 199.

20. Гаспаров Б. М. Структура текста и культурный контекст // Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы. М., 1994. С. 302.

21. Изер В. Рецептивная эстетика // Академические тетради. М., 1999. № 6. С. 61.

22. Там же. С. 71—72.

23. Яусс Х. Р. К проблеме диалогического понимания // Вопросы философии. 1994. № 12. С. 97.

24. БатайЖ. Литература и зло. М., 1994. С. 143.

25. Ингарден Р. Исследования по эстетике. М., 1962. С. 528.

26. Гадамер Г. Актуальность прекрасного. М., 1991.

27. Барт Р. Нулевая степень письма // Семиотика. М., 1983. С. 323.

28. Левинас Э. Тотальность и бесконечное: эссе о внешности // Вопросы философии. 1999. № 2. С. 64.

29. Бахтин М. М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники, Ежегодник, 1984—1985. М., 1986. С. 102.

30. Литературоведение на пороге XXI века. М., 1998. С. 44.

31. Тульчинский Г. Л. Слово и дело постмодернизма. От феноменологии невменяемости к метафизике свободы // Вопросы философии. 1999. № 10. С. 52.

Риторическая конструкция – деконструкция или эстетическая реальность ?

Вопрос, поставленный в заглавии, отражает одно из фундаментальных противостояний в современном литературоведении: в понимании его предмета – литературного произведения, в формировании различных литературоведческих языков, адекватно «именующих» свой предмет. Одна из самых четко выраженных позиций в этом противостоянии представлена работами Поля де Мана и его последователей не только в том литературоведческом направлении Иельской школы, которое он возглавлял, но и за пределами этой школы. Я уже приводил слова П. де Мана о безусловной приоритетности для литературного произведения риторической, а не эстетической функции языка. Фундаментальной для сторонников этой концепции является принципиальная невозможность считать литературность эстетической категорией.

С другой стороны, теория художественной целостности и тот подход, который я стремился реализовать в своих работах, исходит из представления о произведении художественной литературы как эстетическом проявлении целостности человеческого бытия и, не отрицая, конечно, «лингвистического компонента», утверждает эстетическую доминанту в литературном произведении как особом целом и в его лингвистическом компоненте, в частности. Для прояснения современной литературоведческой ситуации важно, на мой взгляд, осмыслить не только сами по себе расхождения этих подходов, но и их базовые основания в представлениях о том, что такое литературное произведение по своей сути, каковы его смыслообразующие центры и бытийные позиции.

Для такого осмысления плодотворный материал представляют случаи прямых полемических схождений представителей разных направлений в анализе и интерпретации одного и того же произведения. Потому я и решил откликнуться на недавно появившуюся статью молодого Санкт-Петербургского исследователя А. Щербенка «Цепь времен и риторика прозрения»: автор с самого начала говорит о том, что он опирается на идеи П. де Мана и стремится конкретизировать их, обращаясь к рассказу А. П. Чехова «Студент»; при этом он полемизирует с различными его анализами и интерпретациями: Л. Цилевича, В. Шмида и моими.

Суть подхода, который вслед за П. де Маном реализует А. Щербенок, состоит, по его словам, «в систематическом отказе идентифицировать силу литературы с какой-либо концепцией воплощенного значения, принимать что-либо в универсуме языка за прозрачное для непосредственной интуиции, в конечном счете природное» ¹ . Чеховские тексты, по мнению автора статьи, «представляют собой наиболее чистый пример самодеконструирующихся повествований», т. к. Чехов "работает с уже устоявшимися поэтическими смыслообразующими моделями, не впадая, однако, в искушение отождествить какую-нибудь из них с реальностью. В этом определении реальность мыслится, во-первых, как нечто единственное, в конечном счете природное, а во-вторых, как нечто существующее не внутри произведения, а только вне его, – внутри же произведения внешней по отношению к нему природе противопоставляется «непрерывный текстуальный процесс».