Литературное произведение: Теория художественной целостности

Ответственность в отношениях с другим первична перед бытием и смыслом, – считает один из глубоких диалогических мыслителей Э. Левинас, и это направление мысли кажется мне очень существенным, в том числе и при обсуждении нашей проблемы литературоведческой деятельности. «Понимание бытия в целом, – пишет он, – не может главенствовать над отношением с Другим. Это последнее определяет первое. Я не могу вырвать себя из товарищества с Другим… Это „говорение к Другому“ – это отношение с Другим как с собеседником, это отношение с бытующим – предшествует всякой онтологии… Первичнее, чем сознание и выбор, …ответственность… к которой равно отсылают и принятие ответственности, и отказ от нее» ²⁸ . Это, конечно же, перекликается с бахтинской мыслью об изначальной ответственности человека, его не алиби в бытии и внеэтическом долженствовании, первичном по отношению к любой системе ценностей и норм, в том числе и этических: «Только изнутри действительного поступка, единственного, целостного и единого в своей ответственности, есть подход и к единому и единственному бытию в его конкретной действительности» ²⁹ .

Таким образом, я анализирую и интерпретирую то, на что и за что я отвечаю. И даже если принять нередко повторяющееся сегодня утверждение, что в тексте есть все, что в нем можно увидеть, то я отвечаю и на и за выбор возможностей, т.е. и на открывающееся множество возможностей и за определенный выбор каждой из них. Прояснение действительно существующего бесконечного множества оттенков смысла возможно лишь в каждый раз единственном ответе на смыслообразующие вопросы, в ответственном поступке смыслообразующей конкретизации.

В этом свете первичной ответственности яснее можно увидеть неоднозначность современной литературной ситуации и существующую границу между самодовольным удовлетворением всяческой бессмыслицей и остротой обнажения зияющей пустоты как минус-присутствия осмысленного бытия. А в глубине легковесных игр по поводу смерти автора и читателя неожиданно может возникнуть вопрос о том, а кто же об этом говорит. В этом же русле совсем не шуточная напряженность «рокового вопроса» в ситуации, выразительно описанной Ж. Бодрийаром: "Если конкретно дать определение существующему положению вещей, то я бы его назвал состоянием после оргии. Оргия – это любой взрывной элемент современности, момент освобождения во всех областях… Мы прошли все дороги виртуального производства и сверхпроизводства объектов, знаков, содержаний, идеологий, удовольствий. Сегодня все – свободно, ставки уже сделаны, и мы все вместе оказались перед роковым вопросом: что делать после оргий?" ³³⁰ . И думаю, у Г. Л. Тульчин-ского были основания связывать постмодернизм с созданием предпосылок новой постановки проблемы свободы и ответственности в ситуации, когда «человек нынешний – больше чем одинок. Он проблематичен… Зеркала постмодернистских рефлексий не создают и не воссоздают гармонии. В них двоятся, троятся и т. д. умножаются без нужды сущности, забивая сознание воспроизводством узнаваемых шаблонов и штампов. Но разум вторичен по отношению к свободе и ответственности и дан человеку для осознания меры и глубины ее. И так же, как незнание закона не освобождает от ответственности, так у человека нет алиби в бытии. И потому зло суть большее добро, потому как указывает на наличие пути и необходимость его поиска. Так и постмодернизм указывает на заблуждение и необходимость работы ума и души» ³¹ .

Различные постановки вопроса о том, «что я анализирую и интерпретирую», внутренне связывают «что» и "я". И в любом случае вопрос этот, безусловно, сопрягается с пересечением вопросов: "что в самом деле есть что?" и "что в самом деле есть я?". В поисках ответов на эти вопросы снова актуальным становится множественное число «мы», но не просто как общность, а как не только возможная, но и необходимая, и благая множественность мировоззренческих методологий и методик – благая при сознательном усилии и счастливой возможности общения, в котором только и может каждый из нас исполнять свое погранично-разделяюще-объединяющее человеческое дело.

Примечания

1. Тодоров Ц. Как читать? // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1998. № 6.

2. Гаспаров М. Л. Белый-стиховед и Белый-стихотворец // Гаспаров М. Л. Избранные труды. О стихе. М., 1997. Т. III. С. 435.

3. Шрейдер Ю. А. Сложные системы и космологические принципы // Системные исследования. Ежегодник 1975. М., 1976. С. 153—154, 157.

4. Там же. С. 154—155.

5. Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М., 1992. С. 178—179.

6. Топоров В. Н. Об эктропическом пространстве поэзии // От мифа к литературе. М., 1993. С. 28.

7. Там же. С. 29, 39.

8. Топоров В. Н. О динамическом контексте «трехмерных произведений» изобразительного искусства (семиотический взгляд). Фальконетовский памятник Петру I // Лотмановский сборник, 1. М., 1995. С. 420.

9. Рогинский Я. Я. Дневники // Человек. 2000. № 5. С. 165.