Литературные беседы. Книга первая

Почему текст этот разбит на строчки, мне непонятно. «Стихи» Кобякова представляют собой короткие наброски, сценки, рассказы – их можно назвать, как угодно. Кажется, автор склонен считать их «белыми стихами». Это полное заблуждение. Отсутствие рифмы для них не типично. Типично отсутствие ритмического единообразия, долбящего слух и сознание и превращающего прозу стихи (наперекор определению Маллармэ, кстати им самим ничем не подтвержденному, а, вернее, решительно опровергнутому). Сами по себе наброски Кобякова приятны: в них есть акварельная легкость письма и легкое волнение. Но они крайне незначительны, это «пустячки». Две-три вещи резко выделяются («Склонившись — приник к столу» и др.). Помнит ли читатель Тихона Чурилина и его «Весну после смерти»? Чурилин был человек очень даровитый, но полусумасшедший. Многое в нем поражало, смущало глубокой непонятностью, невозможностью — навеки — понять, не словесно, но человечески. Кобяков, пожалуй, мельче, но чурилинская «дикость» есть и в нем.

Что сказать о «Мыслях сердца» Льва Гроссе? Печальные это «мысли».

Ваш взор пленительный
Обворожительный
Меня смутил.
Ваш голос сладостный
Игривый, радостный
Обворожил.
Стан опьяняющий
И подкупающий
Зачаровал…

И так далее, — 110 страниц «убористого текста», все в таком же роде.

2.

В альманахе «Красной нови» новые стихи В. Маяковского и Б. Пастернака.

Маяковский описывает перенесение гроба Жореса в Пантеон и демонстрацию коммунистов на этом перенесении. Стихотворение качества невысокого, без всякого одушевления, почти плоское. Даже обращение к «товарищу Жоресу» не помогает. Маяковский с каждым годом становится бессильнее в стихотворениях «героических». Он оживает, чуть только можно усмехнуться, съязвить или просто выругаться. Уже в «150. ООО. ООО» разноценность сатирических и восторженных страниц поражала.

Стоит отметить ритмическую бедность Маяковского: пятнадцать лет он пишет все одним и тем же четырехударным (иногда вперемежку с трехударным) паузным стихом. Он прибегает к типографским уловкам. Разбивает каждый стих на несколько частей, печатает по одному слову в строчку. Но этим никого не обманешь. Если «склеить» разбитые строчки Маяковского, неизменно получится одно и то же.

Б. Пастернак дал в альманах отрывок вроде блоковского «Возмездия», стихотворные воспоминания, с бытовыми мелочами, с картинами природы, втиснутыми в напряженный, упругий, будто на пружинах, четырехстопный ямб.

Есть люди, которых восхищает все, что Пастернак ни напишет. Есть другие, все в нем ненавидящие. Надо признать, что новое стихотворение Пастернака ни восторгов, ни отвращения не заслуживает. Кое-что в нем удачно, по звукам убедительно, но все, что не есть звук, в стихотворении очень слабо. Когда-то, в самые первые месяцы существования «Всемирной литературы», Пастернак прислал в Петербург для издания перевод стихов одного из французских поэтов. Пастернак не был еще тогда так прославлен, как теперь, но все же о его редкой талантливости говорили настойчиво. Переводы ходили по рукам, настолько они были плохи, неточны и неумны. Многие тогда в «гениальности» Пастернака усомнились. Те, кто перестал затем сомневаться, пусть прочтут стихи в альманахе «Красной Нови». Не усомнятся ли вновь?

<КОНКУРС «ЗВЕНА» >

Почти все мысли, высказанные В.Ф. Ходасевичем в «Днях» по поводу стихотворного конкурса «Звена», кажутся мне верными. Ему нечего возразить. Но ответить ему все-таки можно.

Объявляя конкурс и предоставляя читателям право окончательного решения, мы не рассчитывали на то, что решение окажется безошибочным. Но едва ли возможна была другая «конституция» конкурса. При условии, что решают все читатели, некоторая спорность премирования была всякому очевидна. Никому ведь не придет в голову считать стихотворение лучшим только потому, что оно собрало наибольшее количество неизвестных голосов. По доктору Штокману «большинство никогда не бывает право». Тут, может быть, есть преувеличение. Но несомненно, оно бывает право очень редко – в искусстве, по крайней мере.