Литературные герои на улицах Петербурга. Дома, события, адреса персонажей из любимых произведений русских писателей

Она молода и прекрасна была
И чистой мадонной осталась,
Как зеркало речки спокойной, светла.
Как сердце мое разрывалось!..

Она беззаботна, как синяя даль,

Как лебедь уснувший, казалась;
Кто знает, быть может, была и печаль…
Как сердце мое разрывалось!..

Когда же мне пела она про любовь,

То песня в душе отзывалась,
Но страсти не ведала пылкая кровь…
Как сердце мое разрывалось!..

Блок за городом

А какие первые стихи Блок посвятил родному городу? Может быть, эти? Они написаны в 1899 году.

Город спит, окутан мглою,
Чуть мерцают фонари…
Там, далёко за Невою,
Вижу отблески зари.
В этом дальнем отраженьи,
В этих отблесках огня
Притаилось пробужденье
Дней тоскливых для меня…

А годом позже он пишет:

Ночь тёплая одела острова.
Взошла луна. Весна вернулась.
Печаль светла. Душа моя жива.
И вечная холодная Нева
У ног сурово колыхнулась.

Ты, счастие! Ты, радость прежних лет!

Весна моей мечты далёкой!
За годом год… Всё резче тёмный след,
И там, где мне сиял когда-то свет,
Всё гуще мрак… Во мраке – одиноко —
Иду – иду – душа опять жива,
Опять весна одела острова.

Мы уже знаем, что острова были модным дачным местом, а также местом летних светских праздников и гуляний. В конце XIX – начале XX веков вошло в моду провожать закат на стрелке Елагина острова, там, где солнце садится в море. Еще один петербургский поэт, Николай Агнивцев, младший современник Блока, с большим удовольствием описывает это светское сборище:

Ландо, коляски, лимузины,
Гербы, бумажники, безделки,
Брильянты, жемчуга, рубины —
К закату солнца – все на «Стрелке»!

Струит фонтанно в каждой даме

Аккорд Герленовских флаконов,
И веет тонкими духами
От зеленеющих газонов!

И в беспрерывном лабиринте

Гербов, камней и туалетов
Приподымаются цилиндры
И гордо щурятся лорнеты.

И Солнце, как эффект финальный,

Заходит с видом фатоватым
Для Петербурга специально —
Особо-огненным закатом.

Но, кажется, Блока больше привлекает одиночество. Если он и любуется парочками, которые гуляют на островах и вызывают у него какие-то фантазии, то они остаются лишь фантазиями.

Вновь оснеженные колонны,
Елагин мост и два огня.
И голос женщины влюбленный.
И хруст песка, и храп коня.

Две тени, слитых в поцелуе,

Летят у полости саней.
Но не таясь и не ревнуя,
Я с этой новой – с пленной – с ней.
<…>
Нет, с постоянством геометра
Я числю каждый раз без слов
Мосты, часовню, резкость ветра,
Безлюдность низких островов.

Я чту обряд: легко заправить

Медвежью полость на лету,
И, тонкий стан обняв, лукавить,
И мчаться в снег и в темноту…
<…>
Чем ночь прошедшая сияла,
Чем настоящая зовет,
Все только – продолженье бала,
Из света в сумрак переход…

Прогулки уводили молодого поэта все дальше. С Елагина острова он попадает в Старую Деревню, оттуда в Новую Деревню, добирается до пушкинской Черной речки. Он записывает в дневнике: «К весне началось хождение около островов и в поле за Старой Деревней, где произошло то, что я определял, как Видения (закаты)».