Литературные мистификации

Впрочем, справедливости ради следует заметить, что Дмитриева при всех своих истерических фантазиях, всё же была женщиной трудящейся и трудолюбивой. Там был не фокстрот и пляж, а тяжёлая и добросовестная учёба и работа, в том числе и после революции – по педагогической специальности, как и положено бестужевке. И пропаганда самых гуманистических, и, как показала дальнейшая история, прогрессивных педагогических идей Вальдорфской школы.  Поэтому с её стороны фантазии были скорее данью времени и моде, желанием вписаться в богемную тусовку.

Поэтому Дмитриева не ограничилась фантазиями на свой счёт, но и сочинила себе вторую личность – Черубина де Габриак.  Потомок аристократического испанского рода, волею судеб заброшенная в Россию, несчастная и таинственная…

Не буду пересказывать биографию – стандартный набор дамских истерических фантазий – но богема петербургского серебряного века не только приняла, но и пожелала свято уверовать в фантазии  серой мышки с бестужевских курсов, вольнослушавшей курс старофранцузского языка в питерском же университете.

Впрочем, кое у кого появились на Черубину планы. И поэтому нашлось, кому подтвердить её дивную биографию. К примеру, Николай Гумилёв рассказывал, как познакомился с Черубиной ещё в Париже, до того, как судьба забросила её в Россию. Когда же мистификация раскрылась, тот же Гумилёв уже подтверждал, что познакомился в Париже с Дмитриевой, которая на самом деле там бывать никак не могла. Впрочем, Гумилёв утверждал много чего противоречивого, виляя с каждым очередным поворотом мистификации или же, наоборот, от мистификации отмежёвываясь.

Впрочем, главным дирижёром мистификации оказался вовсе не Гумилёв, но Максимилиан Волошин, хотя принял участие и Валерий Брюсов, а под подозрение попали и другие поэты.  Факт, что поначалу уважаемые господа решили превратить фейковую дамочку в брэндоносителя (наподобие Рембо для Верлена – в этом кругу подоплеку той истории явно знали или вычислили) и публиковать под её именем свои стихи. Брюсов и Гумилёв сочиняли стилизации или подсовывали свои стихи, которые почему-то не желали печатать под своим именем. Только вот дамочка оказалась не Артюром Рембо.

Дело в том, что Дмитриева не была ни дурой, ни пустым местом. Игра в модерн ей нравилась, ибо позволяла быть в центре общественного внимания, но быть бесплотной тенью Черубины ей никак не хотелось. А тем более ширмой псевдонима для маститых поэтом. Если уж псевдоним – то для себя.  Наличие амбиций у питерской дворянки сильно отличало её от деревенского мальчишки Артюра, которого Верлен наверное и не спрашивал, хочет ли он быть ширмой литературной мистификации, ибо это было за пределами его понятий.

Итак, Дмитриева захотела быть Черубиной сама. То есть сама быть хозяйкой Черубины и выйти в свет уже как Лиза Дмитриева, поэтесса с мистическим псевдонимом. Поэтому она объявила, что готовится к каминг ауту.

Реакция на это была разная. Брюсов ушёл в тень. Гумилёв, считавший, что из Лизочки такая поэтесса, как из него фараон, поделился с нею этим своим убеждением, а вот Макс Волошин воспринял желание как вполне естественное и углядел у Лизочки достаточный талант, чтобы претендовать на самостоятельное, пусть и скромное, место в литературном процессе. А значит, посчитал себя обязанным этому посодействовать.

И тогда Волошин стал Лизочку учить. И Лизочка стала писать. Не так хорошо, как Брюсов, Волошин или Гумилёв. Зато искренне. И вот поди теперь разбери, где в стихах Черубины де Габриак стилизации маститых поэтов, а где стихи самой Лизочки. Иногда рука Брюсова видна очевидно. Иногда – рука Гумилёва. Иногда очевидно видна манера второразрядной поэтессы. А вот когда видна рука Волошина – поди разбери, своё ли он тут пристроил ещё в период мистификации, или же правил её незрелые вирши, или же она сама усвоила его манеру в процессе тесного общения и интенсивного ученичества в Коктебеле?

Да и где в этой истории кончается мистификация и начинается реальность? Биография то Дмитриевой мистифицирована не хуже биографии Черубины, а Гумилёв подтверждал любые ея фантазии, да и умело придавал им форму, в которую склонна была поверить литературная публика.

Но впрочем, эта история выглядит совершенно невинной, ибо никаких целей, кроме собственно игры в модерн её участники не преследовали. Но бывают мистификации, которые берутся на вооружение целыми государствами и превращаются в столп государственной идеологии, а оттого становятся сенсационными и остро политическими.

Такова следующая наша героиня: Леся Украинка.

Глава IV: Леся Украинка

Итак, Леся Украинка – известная литературная мистификация конца XIX века. Её автором был обрусевший грек М.П.Драгоманов, официально служивший Австрии и бывший членом лотарингского ордена.