Литературные персонажи

Исследователи иногда используют слово «тип» для обозначения персонажей, односторонних по своему характеру, статичных, создаваемых преимущественно на ранних стадиях развития искусства. Так, Л.Я. Гинзбург указывает на «традиционные формулы (роли, маски, типы)», помогающие «дореалистической идентификации героя»(Гинзбург Л.Я. О литературном герое. — Л., 1979 — С. 75.). При такой трактовке слово тип в применении к позднейшей литературе, с ее сложными, неоднозначными характерами, оказывается недостаточно тонким инструментом. Но понятие тип используется и в другом значении: как основание для типологии персонажей, каждый из которых обладает индивидуальным, неповторимым характером. Иначе говоря, к типу следует относить ряд героев: их индивидуализация не мешает видеть общие черты, она демонстрирует многообразие вариантов типа, который выступает в качестве инварианта (Более подробно о соотношении понятий «тип» и «характер» см.: Чернец Л.В. Персонажная сфера литературных произведений: понятия и термины // Художественная антропология: Теоретические и историко-литературные аспекты / под ред. М.Л. Ремневой, О.А. Клинга, А.Я. Эсалнек. — М., 2011. — С. 22–35.).

Так, к самодурам в пьесах А.Н. Островского относятся и «ругатель» Дикой, органически неспособный справедливо и своевременно рассчитать работников («Гроза»), и Тит Титыч Брусков, которому пьяный кураж дороже денег, он готов платить за всякое свое безобразие («В чужом пиру похмелье»), и равнодушный к дочери Болынов («Свои люди — сочтемся!»), для которого главное — настоять на своем («За кого велю, за того и пойдет»), и даже чадолюбивый Русаков («Не в свои сани не садись»). А по поздним пьесам драматурга можно проследить формирование типа «делового человека», противопоставляющего «умные» деньги «бешеным», внешне учтивого, но расчетливого и неуклонно преследующего свои эгоистические цели: Васильков («Бешеные деньги»), Беркутов («Волки и овцы»), генерал Гневышев («Богатые невесты»), Прибытков («Последняя жертва»), Кнуров и Вожеватов («Бесприданница»). Каждый из этих героев — индивидуальность, живое лицо, благодарная роль для актера. И все-таки их можно объединить в одну группу.

Такое понимание типа в особенности соответствует эстетическим взглядам и творчеству писателей XIX века — времени создания наиболее глубоких, многогранных характеров. Знак типа — его устойчивая номинация: лишний человек («Дневник лишнего человека» И.С.Тургенева), самодур (благодаря статье Н.А.Добролюбова «Темное царство» это слово из пьесы «В чужом пиру похмелье» получило широкую известность), подпольный человек («Записки из подполья» Ф.М.Достоевского), новые люди («Что делать? Из рассказов о новых людях» Н.Г.Чернышевского), кающийся дворянин (так критик Н.К.Михайловский назвал автопсихологических героев Л.Н.Толстого). Введенные самим писателем или критиком — его истолкователем, эти номинации закрепились в литературной традиции и применяются к целой галерее персонажей. Номинацией типа является также собственное имя героя, если оно стало нарицательным: Фауст, Дон Жуан, Гамлет, леди Макбет, Молчалин, Чичиков, Базаров.

Долгая жизнь типов в литературе (ее показателем является сама частотность соответствующих номинаций в разных контекстах) объясняется масштабностью, высокой мерой общечеловеческого в художественном открытии. Обращаясь к читателю, автор «Мертвых душ» побуждает его задуматься: «… а кто из вас, полный христианского смирения, не гласно, в тишине, один, в минуты уединенных бесед с самим собой, углубит вовнутрь своей души сей тяжелый запрос: "А нет ли и во мне какой-нибудь части Чичикова?"» (гл. 11).