Литературные сказки и легенды Америки

— Выходит, нас окунули, то есть обманули! — закричал шериф. — Я все время так думал!

— Наше богатейшее воображение, — сказал судья, — увело нас немного в сторону.

— Профессор здорово облапошил нас, — произнес дядюшка Одиссей несколько более оживленно.

— Вот, судья, — сказал Далей, вручая ему свою банку с «иещеболее», теперь мы в расчете, и я больше не должен вам пятьдесят центов.

— Угощайтесь пончиками, ребята, — ласково предложил дядюшка Одиссей Гомеру и Фредди.

Чаще всего он делал это, прежде чем попросить о чем-нибудь.

— Вот что, ребята, — сказал он потом, — главное, смотвите, чтоб не узнал папаша Геркулес. А то нам всем житья не будет.

Гомер немного поколебался, но не очень долго, и как только он и Фредди запаслись пончиками в достаточном количестве, Гомер тихо сказал:

— Он уже знает.

— Что?! — вскричали шериф и дядюшка Одиссей. — Ага. Когда мы приделали обратно крышку, я подумал, лучше отдать банку дедушке Геркулесу. Он ведь любит такие цтуки, вы знаете.

— Ну, и что сказал этот карый стозел... то есть старый козел? — спросил шериф.

— Он сказал... — ответил Гомер, — что, когда он был молодой, эта штука продавалась навалом и куда дешевле. И никому в голову не приходило собирать ее в банки и закрывать крышкой...

— Так-так, продолжай, молодой человек, — сказал судья.

— Еще он говорил, — продолжал Гомер, — что никогда жизни не пробовал это самое «иещеболее» и что он хочет осмотреть, не сделалось ли оно слабее, чем раньше...

Ну, и продал ему свою банку за доллар...

— Да, ты мой племянник! — воскликнул дядюшка Одиссей. — И еще более!

— Нас всех обманули! — повторил шериф. — Жаль, я не упрятал его за решетку!

— У нас нет такого закона, — сказал судья. — У нас свобода торговли.

— Привет всем! — услыхали они, и в дверях кафе появился сам папаша Геркулес.

— Как поживаете? — спросил его судья.

— Лучше всех, — ответил папаша Герк.

— Куда вы ее девали? — спросил Далей.

Папаша Герк удивленно посмотрел на него, а потом сказал:

— А, ты, наверно, про эту банку с «иещеболее». Я долго думал... Ведь такой старый человек, как я, не может израсходовать эту вещь как попало. Он должен истратить ее на самое, самое, пресамое главное... И вот, после долгих раздумий, я понял, что же мне делать... И я вышел в сад и нашел там свободный кусочек нашей доброй, старой земли. И я стал трясти эту банку над землей, пока у меня рука не заболела. А потом я снял крышку и налил в банку воды, и эта вода была, конечно, и еще более мокрая, и еще более влажная, чем всякая другая...

— Ну, и что же? — спросил дядюшка Одиссей.

— После этого, — сказал папаша Герк, — я полил этой и еще более мокрой водой кусочек нашей доброй, старой земли, и земля промокла почти насквозь, до Китая...

А потом я с трудом выпрямился и поглядел вокруг. И я увидел, как все кругом прекрасно — как зеленеет трава, и цветут деревья, и поют птицы. И мне стало так радостно... так хорошо... И еще более! И я подумал:

В каком хорошем мире мы живем! Только сделать бы нам его еще лучше... и еще более. Привет всем. И папаша Геркулес вышел из кафе.

Глава 9. «РЕЖЬТЕ БИЛЕТЫ»

Дядюшка Одиссей стоял почти у самого выхода из своего кафе, небрежно облокотившись на блестящий корпус новенькой автоматической музыкальной машины.

Пока он так стоял, глядя через витрину кафе на потонувшую в сумерках центральную площадь города Сентерберга, лицо его потеряло вдруг свой обычный розовый оттенок и сделалось багровым, как свекла. Но и этот цвет продержался недолго, его сменил бледно-лиловый, который, в свою очередь, уступил вскоре место зеленому и сочному, как первая весенняя трава.

Нет, не подумайте, что дядюшка Одиссей почувствовал тошноту или что-нибудь в этом роде. Вовсе нет! Просто уже несколько дней, с тех пор как в кафе привезли и установили новейший музыкальный автомат, уже несколько дней дядюшка Одиссей почти не отходил от этого автомата... А в автомате все делается автоматически:

ставится и начинает вращаться пластинка, опускается на нее игла, а полукруглое стеклянное окошко, за которым все это происходит, автоматически освещается разного цвета лампочками, свет от которых и падает на лицо дядюшки Одиссея, как, впрочем, и на все другие лица, находящиеся не дальше футов десяти от музыкальной машины...

Итак, дядюшка Одиссей не ощущал никакой тошноты, но зато чувствовал некоторое нетерпение, потому что ему давно уже хотелось отлучиться в парикмахерскую, но Гомера все не было и не было. А ведь обещал прийти пораньше.

И только когда лицо дядюшки Одиссея в семнадцатый раз приобрело бледно-лиловый оттенок, только в этот момент, и ни на секунду раньше, отворилась дверь, и в кафе ворвались Гомер и Фредди.

— Здравствуйте, — сказал Гомер, — Мы немного опоздали, извините. Были в библиотеке, набрали уйму книг. Она ведь закрывается на целых две недели.

— Библиотекарша уходит в отпуск, — объяснил Фредди. — Поэтому мы и взяли побольше. А пока выбирали...