Литературные сказки народов СССР

— Хорошо, мама! — отвечал ей опять сын.

— Хозяин твой, кажется, очень добрый человек будет; а если что там и выпадет тебе в службе лихого, ты, коханый… какое-нибудь горе-лихо, то прими за добро… ты перетерпи… Хорошо, сыночек?

— Хорошо, мама! — отвечал сын.

Больше вдова ничего не могла говорить — голосу у нее не хватало, словно тяжелая рука ее душила. Она сидела уж молча и только глядела на старшего сына, и все тесней-тесней душила ее тяжелая рука.

А старший сын задумался и рассеянно отвечал братьям, что толпились, хлопали дверями, поочередно надевали чоботы и выходили в них погулять около хатки и толковали про братнину будущую службу. Месяц светил полный, звезды горели одна одной ярче; мороз был сильный, и снег хрустел под чоботами удивительно. Даже сам старший брат — на что мальчик не легкомысленный, а и то, когда надел их и вышел, так все оглядывался и останавливался, точно его кто-то спрашивал поминутно: «Что ты за парубок в чоботах? Эй, парубок в чоботах! Чей же ты? скажи, пожалуйста!»

На другой день мороз был такой, что деревья трещали на горе и сыпали с себя иней; солнце бледно сияло, словно побледнело от стужи, тоже озябло, а вся братья выбежала из хатки провожать старшего брата. Вот он, наряженный, в чоботах и в материнском большом платке, идет в город.

— Пойдем, мое дитя, — промолвила мать старшему сыну. — А вы, голубчики, оставайтесь здоровы, — сказала она другим детям.

И пошли они, а вслед им кричали голоски и «будь здоров», и «воротися», и «поскорей воротися». А Галя только покрикивала: «Братец милый! милый братец!» Все танцевали они на морозе, пока скрылись из глаз мать и брат; а потом вскочили в хатку на печь, и так стало всем пусто-пусто без старшего брата! Все закручинились, а у Гали уж слезки капали.

— И я пойду в наймиты, — сказал один брат.

— Вот так! — промолвила Галя, и слезки закапали быстрей, одна за другой.

— И я! и я! и я! — сказали все братья вместе.

У Гали слезки уж закапали по три, по четыре вдруг, перегоняли одна другую.

— Ой, лихо! — вскрикнула она. — Все уйдете! Все меня покинете! И ты! И ты меня покидаешь! Покид…

Но уж меньшому брату она не могла ничего больше сказать, а закрыла личико обеими ручками и горько зарыдала.

— Полно, Галя, полно! — сказали братья. — Послушай, что тебе скажем.

Галя не слушала.

— Не плачь, Галя! — сказал меньшой брат и взял ее на колени. — Я наймусь в службу и заработаю тебе чоботы. Открой личико!

— Не хочу чобот! — рыдает Галя, не хочет чобот и личика не открывает.

— Слушай, Галя… Галечка! — говорил меньшой брат. — Вот ты какая для меня недобрая! Вот ты меня как сокрушаешь!

Одна Галина ручка отнялась от личика и один глазок, полнехонький слезой, зирнул на брата, и рыданье остановилось.

— Подумай-ка, Галя, если мы все пойдем в наймиты, так все себе чоботы купим, а тебе наилучшие; все мы себе кожухи купим, а уж тебе…

— И я пойду в наймички, — вымолвила Галя, и другая ручка отпала от личика, и глазки уж весело блестели в слезах.

И так порешили они все — идти в наймиты; а пока ужасно было им скучно сидеть на печи, и мочи нет жалко старшего брата. И все глядели то по сторонам, то друг на друга, точно что потеряли, без чего не знали, не умели как быть. Коротенький день быстро бежал, но им казалось, что он несколько раз ворочался назад, пока наконец вечера дождались, и мать пришла. Сердца у всех выскочить хотели, пока мать рассказала, что старший брат у хозяина, что ему там славно будет спать, он в теплой хате и кормить его будут хорошо.

— Слышишь? слышишь? — говорили друг другу братья. — Вот ему как будет! Вот как чудесно!

И Галя покрикивала:

— О, славно! о, любо!

Но у братьев упали как-то их живые, звучные голоса, и Галя как-то слабо ударила в ладошки, только раз, и потом притихла. И мать, хвалючи житье его, запиналась, слова замирали на дрожащих устах у ней…

На ужин был пшенный кулиш, но никто до него не дотронулся и никого сон не брал.

— Вы, деточки, не скучайте о брате… — начала было вдова, но голос оборвался и замер; она залилась горькими слезами и, как ослепленная, точно ловила детей около себя, схватывала их и осыпала поцелуями и все рыдала громче да громче.

Горько и тихо плакали мальчики, а Галя так совсем от плачу обомлела…