Литературные сказки народов СССР

С Пушкина и Жуковского начинаются традиции поэтических сказок, с Гоголя — прозаических. Перефразируя известное выражение Ф. М. Достоевского, вполне можно сказать, что русская литература вышла не только из «Шинели» Гоголя, но и из его же «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Хотя, как у Гоголя, так и у Пушкина, Жуковского, конечно же, были предшественники. «Пересмешник, или Славенские сказки» Михаила Чулкова вышел в 1766 году, а сказочные сборники Василия Левшина, Петра Тимофеева, Михаила Попова — в 70–80-е годы XVIII века. Самые известные из них, «Русские сказки» Василия Левшина, переиздавались в 1807, в 1820 и в 1829 годах и были едва ли не основным источником сказочных сюжетов для многих писателей, включая раннего Пушкина, который в «Руслане и Людмиле» основывался на стилизациях Левшина. На стилизациях в духе волшебно-рыцарских западноевропейских романов, которые и были образцом для подражания всех русских «сказочников». От народных сказок в них оставались зачастую лишь имена героев. Тот же Василий Левшин в предисловии к «Русским сказкам» признавался, что «для способности к чтению принужден был оные по большей части преложить в нынешнее наречие».

Каким было это нынешнее наречие, можно судить по сцене объяснения богатыря Алеши Поповича со своей возлюбленной:

«Ах! как ты жестока!» — вскричал невидимый Богатырь. Красавица смутилась и робким голосом вопрошала: «Кто ты? дерзкий! телесное ли существо?» — «Я существо тебя обожающее, немогущее дыхать, чтоб дыхание мое неподкрепляемо было твоею любовью». — «Для чего же ты не являешься предо мною в своем виде?» — «Вид мой! ах сударыня!.. Вам он ненавистен… обещаете ли вы простить Богатырю, вас оскорбившему?.. Однако, сударыня, — сказал Богатырь, обернувши камень перстня и бросаясь перед нею на колени, — можете ли вы быть так жестоки, чтоб не простить сей покорности? Позвольте мне за него поцеловать сию прелестную руку».

На таком наречии изъяснялись Алеши Поповичи и Добрыни Никитичи в сказках Левшина и Чулкова, приспособленных к чтению, к литературным вкусам своего времени. Правда в 1794 году Н. М. Карамзин в своей богатырской сказке «Илья Муромец» восклицал:

Нам другие сказки надобны;
Мы другие сказки слышали
От своих покойных матушек…

Но эти другие сказки появились лишь в пушкинские времена. О них поэт скажет в 1824 году в письме к брату из Михайловского: «Вечером слушаю сказки — и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!»

В Михайловском Пушкин не просто слушал сказки Арины Родионовны: он начал записывать их, начал создавать свои сказки-поэмы.

К сказкам покойных матушек, вслед за Пушкиным и благодаря Пушкину, обратились в 1831 году Жуковский и Гоголь. Впрочем, 1831 год — дата условная. Идеи, выраженные Пушкиным, Жуковским, Гоголем, что называется, носились в воздухе, на них основывался романтизм, противопоставивший эстетике «украшенного подражания природе» (В. Г. Белинский) XVIII века стремление к подлинности, к простоте. В теории трех стилей классицизма, как известно, народная культура относилась к самому низшему роду. Весьма характерны в этом отношении извинения Тредиаковского за приведенные им примеры из народных песен. «Прошу читателя не зазрить меня и извинить, что сообщаю здесь несколько отрывченков от наших подлых, но коренных стихов: делаю я сие токмо в показание примера». В данном случае подлый — определение социальное, подлыми назывались рабы, холопы, а потому и песни их тоже были подлыми, простонародными. Романтики обратятся именно к этим коренным стихам, в народных сказках, легендах, преданиях они откроют подлинную, неукрашенную природу, обратятся к истокам, к корням. И в то самое время, когда молодой Гоголь еще только просил у матери «расспросить старожилов», сообщить ему «все возможные поверья и обычаи», эти украинские поверья и обычаи в 1829 году уже появились в свет в «Русалке» и «Оборотне» Ореста Сомова.