Читаем Литературные воспоминания полностью

[259] Сазонов Николай Иванович (1815–1862) — участник университетского кружка Герцена и Огарева, случайно, как и Кетчер, не арестованный вместе с ними. Человек безусловно одаренный и широко образованный, Сазонов не нашел себе дела ни в России, ни за границей. С конца тридцатых годов он поселился в Париже и окунулся в европейскую политическую жизнь, примыкая к наиболее «модным» течениям буржуазной демократии. В 1846–1848 гг., то есть в период, описываемый Анненковым, Михаил Бакунин и Николай Сазонов были видными представителями русской революционно настроенной интеллигенции в Париже, связанными с тайными республиканскими обществами и имевшими обширные знакомства в международной революционной среде. См. о Сазонове более подробно в «Былом и думах» Герцена, ч. седьмая, гл. «Н. И. Сазонов»; «Из литературного наследства Н. И. Сазонова» в публикации Б. Козьмина (ЛН, т. 41–42, стр. 178–252). Анненков встречался с Сазоновым, будучи за границей, но относились они друг к другу с плохо скрываемой неприязнью, и это не могло не сказаться на том, что писал Анненков о Сазонове в воспоминаниях, в письмах и даже в такой работе, как «Идеалисты тридцатых годов».

[260] Головин Иван Гаврилович (1816–1890) — эмигрант, издал за границей несколько компилятивных трудов по политической экономии и истории: «О сущности денег» и «Дух политической экономии», «Рассуждение о Петре Великом», а в конце 1845 г. книгу «Россия при Николае I». Недовольство царя, очевидно, возбудил самый факт литературной деятельности русского за границей. Люди, подобные Головину, не имели ничего общего с революционной эмиграцией, начало которой положили декабристы, а затем Бакунин, Герцен, Огарев и др.

[261] Всего забавнее, что он и сам считал себя важным преступником, боялся выдачи своей персоны дипломатическим путем и побежал объясняться с министром Дюшателем, который, выслушав его опасения, засмеялся и заметил: «Какой вздор! Живите спокойно, делайте что хотите, да уж если вам нужен непременно совет, то вот мой — не очень вмешивайтесь в польские дела» (рассказ Головина). (Прим. П.В, Анненкова.)

[262] К. Чуковский привел в свое время веские данные в обоснование того, что «степным помещиком», давшим Анненкову рекомендательное письмо к Марксу, был Григорий Михайлович Толстой (1808–1871), тот самый Толстой, приятель Панаева и Некрасова, который летом 1846 г. высказал благое намерение помочь им в приобретении «Современника», богатый казанский помещик, либерал, любитель театра и литературы. Рекомендательная записка Григория Толстого к К. Марксу об Анненкове, найденная в архиве, укрепила догадки. Разбирая библиотеку П. Лаврова, которому Энгельс передал часть книг на русском языке из библиотеки К. Маркса, некто С. ан — ский (псевдоним раскрыть не удалось) обнаружил в ней томик, заключавший в себе «Замечательное десятилетие» Анненкова, напечатанное в 1880 г. в «Вестнике Европы», в кн. 1–5. Статьи Анненкова были переплетены вместе со статьями Пыпина о Белинском. Судя по подчеркиваниям и заметкам на полях, Маркс внимательно читал гл. XXV–XXXI воспоминаний Анненкова. В разделе о «степном помещике» К. Маркс подчеркнул в тексте слова: «он уверил Маркса» и сбоку приписал по-французски: «С'est un mensonge! II n'a dit rien de la sorte. II m'a dit au contraire qu'il retour-nerait chez lui pour Ie plus grand bien de ses propres paysans! II avait meme la naTvete de m'inviter d'aller avec luib' (С. ан-ский, К характеристике Маркса, „Русская Мысль“, 1903, № 8, стр. 63).

Судя по тому, что мы знаем сейчас о Г. Толстом из разысканий (см. К. Чуковский, Григорий Толстой и Некрасов, ЛН, т. 49–50, стр. 365–396), из воспоминаний (см. А. Я. Панаева-Головачева, Воспоминания, М. 1956, стр. 151–155; С. Т. Аксаков, История моего знакомства с Гоголем — Гоголь в воспоминаниях, стр. 117), Анненков в известной мере шаржирует его облик. В письме к Марксу от 2 октября 1846 г. он иначе отзывался о Г. М. Толстом („наш честный, простой, прямой Толстой…“). И все же он. очевидно, располагал какими-то фактами насчет благого, но не выполненного Толстым намерения — продать свои имения. В письме Ф. Энгельса из Парижа от 16 сентября 1846 г. имеются, например, такие строки: „… наш Толстой, навравший нам, что он хочет продать в России свои имения“ (Соч., т. XXI, М. 1929, стр. 34). В письме Анненкова к Марксу из Парижа от 8 мая 1846 г. читаем: „Я только что получил известие, что Толстой принял решение продать все имения, которые ему принадлежат в России. Не

„Это ложь! Он ничего подобного не говорил. Он, напротив, сказал мне, что вернется к себе для наибольшего блага своих собственных крестьян! Он даже имел наивность пригласить меня ехать с ним!“ трудно догадаться, с какой целью“ (см. Д. Рязанов, Очерки по истории марксизма, М. 1928, т. II, стр. 92).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное