Литературные заметки. Книга 2 ("Последние новости": 1932-1933)

Ю. Фельзен, о котором писать мне пришлось совсем недавно, продолжает свои «Письма о Лермонтове» — произведение только наполовину беллетристическое, полное отвлеченных теоретических рассуждений. Прочесть эти письма нелегко, но потрудиться над ними стоит: автор их — один из двух–трех наиболее даровитых и своеобразных писателей, появившихся у нас в последние годы. В «Письмах о Лермонтове» он верен себе. Тот же «высокий строй» чувств и мыслей, та же неподдельная искренность, — и та же путаница стиля, препятствующая порой разобраться в словах. Если препятствие преодолеть, то обнаруживается ум острый и тонкий, горестно замыкающийся в собственном своем одиночестве.

Не плох «Рассказ медика» В. Яновского, – вариация на тему о страхе смерти.

«Перламутровая трость» З.Гиппиус написана исключительно декоративно и ярко. Опытный автор как будто пожелал скрыть под «вакханалией цветов», под картинами природы, описаниями южно­итальянского моря, внезапно налетающей бури, или экзотического праздника на какой-то таинственной вилле, под всеми вообще красками своей богатой «палитры», — ту ядовито-тревожную завязку, которая составляет сущность его рассказа… Не думаю, чтобы это вполне ему удалось. Тема для русской литературы слишком новая, — в противоположность литературе западноевропейской, где она стала обычной, — и когда читатель доходит до ее открытого изложения, то о вакханалии цветов немедленно забывает. Кое-что в «Перламутровой трости» очень хорошо, — если ограничиться чисто формальной точкой зрения. Но довольно шатким и условным представляется мне психологическое построение З. Гиппиус: во всяком случае, в образе прекрасного Франца, тоскующего о прекрасном изменнике Отто, есть что-то раздражающее и почти комическое… Не всегда, не у всех писателей эти положения приобретают такой оттенок, и едва ли З. Гиппиус к подобному эффекту стремилась.

Стихи… Из двух стихотворений Н. Оцупа и двух — Георгия Иванова надо было бы у того и у другого выделить первое. Н. Оцуп, как всегда, изысканно точен в выборе слов и обманчиво-сух в своей стилистической сдержанности. Ему удался фокус: ввести в стихотворную строчку три буквы — Г.П.У., — не нарушая общей гармонии. Лишнее доказательство, что обо всем может говорить поэт, если говорить умеет… Георгий Иванов, в противоположность ему, — весь в музыкальной стихии: строфы Оцупа надо читать, строфы Иванова — лучше слушать. Оба в своей области — мастера. Следует только заметить, что воображением Г. Иванова в последнее время навязчиво владеют поздние стихи Блока. Это особенно ясно сказывается во второй его пьесе. Даже рифмы в ней «царя» и «зря» — незабываемо-блоковские.

Поэты младшего поколения представлены полно и содержательно. Многим из них давно пора бы оставить кличку «молодых», независимо от возраста: ни в каком читательском снисхождении, — к которому как будто приглашает подчеркнутый признак «молодости», — они не нуждаются. В «Числах» прекрасные стихотворения поместили: Довид Кнут, Терапиано, Кельберин, Смоленский… Мне хотелось бы на этот раз с особой настойчивостью остановиться на стихах Юрия Софиева, поэта, растущего медленно и верно. Некоторые его строчки и строфы как бы светятся насквозь, — настолько явственно внутреннее их одушевление.

Статья П. Бицилли о судьбе романа не так убедительна, как бывают его статьи обычно. Она блестяще написана, но похоже на то, что автору была скучновата самая тема, и потому на внешнюю отделку своего произведения он и обратил главное внимание.

Достойна внимания короткая заметка Терапиано о «человеке тридцатых годов», — заметка, для «Чисел» крайне характерная, и для настроений, окружающих журнал, показательная. Правда, в ней нет разрешения поставленного вопроса. Терапиано отказывается от каких-либо пожеланий или предсказаний. Он только зовет подумать: как и, в духовном смысле, чем – жить современному человеку. Ответ должен быть найден только сообща.

Д. Мережковский дал «Числам» новую главу из своего «Иисуса Неизвестного», — о заповедях блаженства. Интересны статьи о живописи и музыке, принадлежащие В. Вейдле и А. Лурье.

В отделе рецензий и мелочей нельзя не выделить заметки А. Формакова о «Двух могилах». Автор, недавно приехавший из СССР, рассказывает о своем посещении могилы Блока в Петербурге и могилы Есенина в Москве. Грустный и надолго запоминающийся рассказ. От него так странно-верно, так неповторимо веет Россией, что кажется — будто и сам побывал там, на Смоленском и Ваганьковском кладбищах.

СТИХИ ПАСТЕРНАКА («ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ»)

Французы стали в последние годы довольно часто употреблять слово «une mystique». Его не легко перевести.

Это не «мистика», во всяком случае. Это и не «мистифицирование»: во французском выражении нет намека на желание одурачить кого-либо. Вернее всего, это «зараза», с подчеркиванием в этом понятии элементов, ускользающих от точного контроля, — или, еще лучше, «психоз», т. е. нечто, не вполне согласное с доводами разума.