Но Жуковский ограничивал круг своих читателей умышленно. Он боялся слишком широкого внимания, избегал его. Наши современные стихотворцы в ином положении. Они ничего не имели бы против того, чтобы их читали как можно больше, — но знают, что этого не добиться. «Для немногих»: у них это прозвучало бы как горькое «констатирование факта», а не отзвук добровольного, чуть-чуть жеманного романтического уединения.
Стихи читаются в наши дни мало. Не раз уже я пробовал выяснить общие причины этого, — не буду сейчас к этому сложному вопросу возвращаться. Поэты, разумеется, не правы, полагая, что в разладе их с публикой — с так называемой презренной «толпой» — они ничуть не повинны. Грехов на их душах накопилось достаточно, и было бы с их стороны лицемернейшим легкомыслием становиться в позу каких-нибудь жертв общественного безразличия. Но в одном поэты правы: в диктуемом инстинктом самосохранения отказе непосредственно следовать за эпохой, со всеми ее волнениями и катастрофами, — в отказе уподобиться рифмованной публицистике. «Поэзия отстает от жизни». Этот упрек, постоянно бросаемый поэзии в СССР, — и там ее почти окончательно погубивший, — раздается нередко и здесь, в эмиграции. Человек перелистывает книги стихов, рассеянно скользит взглядом по строкам, – и с раздражением восклицает:
— В наше время, когда в мире происходят такие события, — заниматься такими пустяками!
Восклицание как будто бы убедительное, основательное. Но в нем скрыта демагогическая фальшь: не вдумываясь, всякий с ним a priori легко соглашается, — но, вдумавшись, всякий же и признает, что если бы такому читателю подсунуть вместо стихов Икса или Игрека стихи подлинно великого поэта, он и их, пожалуй, причислил бы к «пустякам». Такой читатель враждебен или чужд искусству по самой природе своей. Он не хочет или не может понять, что поэт отвечает на тревогу эпохи общим своим духовным напряжением, которое выражено или отражено бывает большей частью в словах, не стоящих в прямой связи с непосредственными данными дня. «Поэзия отстает от жизни». Да, — если довольствуется сладковатой красивостью в годы, когда в «мировом пожаре» истлели или перегорели многие человеческие сердца и сознания. Нет, — если он этот «пожар» чувствует, видит и помнит и о каком-нибудь весеннем рассвете или, допустим, любви к женщине, говорит так, как в иные «до-пожарные» годы сказано быть не могло. Здесь, в этой области очень легко ошибиться. Будем же внимательны: у нас, право, не так много осталось литературных «ценностей», чтобы все рубить сплеча и погребать под презрительно-самодовольными фразами бескорыстное стремление как бы то ни было продлить здесь жизнь свободной русской поэзии.
Внимание исключает лесть, внимание не требует дешевых, ничего не значащих комплиментов, в дополнение к которым любезный критик указывает, большей частью, на «прекрасный четкий шрифт» и «желает широкого распространения »… Наоборот, оно обязывает к безоговорочной правдивости. Поэтому я позволю себе сказать, что ни в берлинском, ни тем более в пражском сборнике нет стихов, которые читались бы с чувством полного удовлетворения или отрады. Но в обоих есть поэтическая культура, есть атмосфера, которая подлинному таланту может помочь развиться. Одиночество ведь мало кому под силу. Иногда и даровитейшие «ростки» гибнут оттого, что вокруг них нет ничего и никого: школа, кружок, объединение, споры, соревнование и взаимная проверка, — все это им нужно как воздух.
Культура в берлинском сборнике несколько выше, нежели в пражском. Интересно было бы в этом отношении установить традицию, которую каждый беспристрастный читатель поэзии может проверить… В парижских сборниках молодых стихотворцев уровень мастерства, вкуса и общего развития наиболее высок. В берлинском он понижается, — я дальше объясню, в каком отношении именно. Затем идет Прага с ее склонностью повторять московские, Москвой уже оставленные, имажинистские и другие эпигонски-футуристические образцы. Затем – Рига, где рядом с индивидуальным, анархическим новаторством, безмятежно соседствуют розы, грезы, Ваал и идеал. Разумеется, я не касаюсь отдельных дарований, которые то там, то здесь достигают большого развития, а лишь подвожу итог впечатлениям от общих «коллективных» выступлений.