Литературные зеркала

"Он вспомнил, какой сегодня день... Сегодня очень важный день, быть может, за весь год и, кто скажет, вдруг и за всю жизнь. Во всяком случае, не весь ли год мы готовимся к дню завтрашнему, копя силы, экономя ежесекундно на трате их, а поскольку и к самому году готовимся мы, прожив до него всю свою предыдущую жизнь, то можно считать, что и всю жизнь мы готовимся к тому дню, который вчера называли "завтра"... Не есть ли сегодня - Итог всего?"

Из афоризма Тайрд-Боффин снова возвращается в повествование: "Сегодня во власти Варфоломея было низвергнуть какое-нибудь небольшое царство или развенчать героя, ибо как раз сегодня завершалась ежегодная общая картина мира, которой и быть таковой в грядущих веках... И в такой день... Куда запропастилась проклятая туфля?! Бес раздражения окончательно завладел им, когда он наконец обнаружил ее на той же тумбочке, что и будильник..."

Из сюжета - в афоризм, из афоризма - в сюжет... Оттуда - сюда, отсюда - туда. По такому принципу и развивается повествование "Преподавателя симметрии", повторяя тем самым чередовательный ритм "Опытов" Монтеня: каждая мысль сопровождается примером, из каждого случая - чтоб сделать его примером - выводится мысль. Эта мысль - очередной перл жизненной мудрости, оформленный на имя У. Ваноски (повествователь Тайрд-Боффин с самого начала выделяет "внутри себя" повествователя подчиненного ранга). Коллекция этих перлов обильна и пестра, и надобно только удивляться, сколько внимания уделяет она самой себе - или, по-иному говоря, изобразительной специфике "Преподавателя симметрии". Или не "Преподавателя симметрии", а всей этой системы: зеркало в зеркале, а в том зеркале - еще одно зеркало, а в том еще одно - и так до бесконечности, которая, конечно, недосягаема, но все-таки обозначена как задуманный результат движения.

"Я упирался в это продолжение, как в непреодолимую преграду. Она была словно черное зеркало, возвращавшее мои творческие потуги, как мое собственное темное отражение" ("Вид неба Трои"). "Я смотрел на нее - она улыбалась весело и ласково, почти смеялась. Стоило мне повернуть шею направо - и я бы увидел ее ЖИВУЮ! Шея моя задеревенела, сердце билось, я не мог отвести взгляда от ее отражения, будто оно исчезнет... Свободу я испытывал, вот что! Мы были окружены зеркалами, стократно повторенными друг в друге. Уходили в бесконечность эти отражения отражений. И они смеялись, отражения, потому что смеялись мы. Сначала рассмеялся я... а она... так охотно мне ответила... Я смеялся над собой, она надо мной, зеркала над нами".

Зеркала "Преподавателя симметрии" - не какая-нибудь декорация, инкрустация, украшение. Они - функционирующий механизм, ответственный элемент в системе причин и следствий. Зеркала работают, воздействуют на действительность, на полей, определяют чьи-то взаимоотношения, решения, поступки, а по конечным результатам - и судьбы. Поэтому герои не просто смотрятся в зеркала, чтоб понравиться себе иди не понравиться, поправить прическу - и удалиться восвояси. Они принимают зеркала в расчет по самым серьезным поводам, консультируются с зеркалами и сетуют на зеркала, отчего их жизнь подернута дымкой нереальности, сказочности в духе этакого расслабившегося (и расслабившего сюжетную напряженность) последнего романтика двадцатого века Александра Грина...

"О, как же я был всю жизнь слеп: волны, зеркала, бумага, фотографии..." Так восклицает герой фрагмента "Вид неба Трои", утверждая приоритет бытия над сознанием. И, конечно же, лицемерит, ибо сознание для него все, а бытие, во всяком случае, бытовой аспект бытия - ничто, о чем свидетельствует уже следующий поворот сюжета, повергающий героя в смдтение и в творчество,- а результатом творческого акта будет, и это легко предвидеть, новое зеркало, если не само до себе в чисто физическом варианте, то в наиболее авторитетной из своих модификаций - зеркало искусства. "И тогда я снова пустился в ее поиски, хотя уже точно знал, что они обречены, я писал новый роман..."

Синонимы и аналоги зеркал Тайрд-Боффин превосходно знает и широко применяет - фотографии, отражения, копии, симметрии, извлекая из них, как иллюзионист из шкатулки, наинеолмданнейшие предметы и сюжеты, причем предмет может оказаться сугубо философским, а сюжет - абсолютно статичным, например, картиной или фотографией. Вот мы наблюдаем кипы фотографий разного формата и возраста, словно наворованные из многочисленных любительских и семейных альбомов,- недодержанные и передержанные, в подтеках проявителя, с лохматыми пятнышками клея и оборванными углами.

"- Куда же она задевалась...- Редкий набор неумелости проплывая перед моими глазами: то клиент без головы, зато в рыцарских доспехах, то одна рука со стаканом, то куст с одной размазанной ветвью, словно хотели снять птичку, а она улетела.