Но вернемся к цитате: "Душа-отражение, будучи внешней по отношению к человеку, подвержена почти тем же опасностям, что и душа-тень. Зулус не станет смотреть в глубокую заводь, потому что, как ему чудится, в ней скрывается чудище, которое может унести его отражение, и тогда он пропал. Басуто утверждают, что крокодилы обладают способностью умерщвлять человека, увлекая под воду его отражение. Когда кто-то из басутов скоропостижно и без видимой причины умирает, его родственники заявляют, что это, должно быть, крокодил взял его отражение, когда он переходил через реку. На острове Сэддл в Меланезии есть заводь, "посмотрев в которую человек умирает; через отражение в воде его жизнью завладевает злобный дух.
Теперь мы понимаем,- продолжает Фрэзер,- почему в древней Индии и в Древней Греции существовало правило не смотреть на свое отражение в воде и почему, если человек увидел во сне свое отражение, греки считали это предзнаменованием смерти..."
Вновь я вынужден нарушить плавно струящуюся аргументацию Фрэзера - и отнюдь не ради полемики, каковая в данном случае никак мне не по плечу. У меня перед глазами возникает печальная фигура Нарцисса: на фоне гипотезы этнографа его судьба так понятна. Но, собственно, Фрэзер не оставляет мне ни надобности, ни возможности апеллировать к древним грекам. Едва я делаю попытку встать на путь самостоятельных предположений, как он пресекает мою активность, говоря о тех же древних греках: "Они боялись, что водные духи утащат отражение или душу под воду, оставив человека погибать. Таково же, возможно, было происхождение классического мифа о прекрасном Нарциссе, который зачах и умер из-за того, что увидел в воде свое отражение".
Мне бы хотелось, впрочем, увидеть за агрессивностью водных духов нечто более глубокое и человечное, нежели автоматизм самосохранения, инстинкт, знакомый даже улитке. Может быть, все-таки в Нарциссе этическая метафора (или метафорическая этика) преобладает над страхом за свою шкуру?! И повествует он нам о нравственности в отношениях с себе подобными, а не о чудовищах водных пучин, предках пресловутой Несси из озера Лох-Несс, что в современной Шотландии.
А Фрэзер продолжает: "Теперь мы, кроме того, можем объяснить широко распространенный обычай закрывать зеркала и поворачивать их к стене после того, как в доме кто-то умер. Опасаются, что душа человека в виде отражения в зеркале может быть унесена духом покойного, который, как обычно верят, остается в доме вплоть до захоронения... Столь же ясна причина, по которой больные не должны смотреть в зеркало; во время болезни, когда душа может легко улететь, ее особенно опасно выпускать из тела через отражение в зеркале. Точно так же поступают те народы, которые не позволяют больным спать: ведь душа во сне уносится из тела, и всегда есть риск, что она не вернется..."
Последние строки цитаты выявляют точку соприкосновения между зеркалом и сном - или, правильнее, между сновидением и зеркальным отражением, то есть видением в зеркале. Это очень важно! Ибо художественная литература часто расширяет выстроенный нами синонимический ряд (тень - зеркало отражение в воде - портрет) за счет разного рода видений. Прежде всего это зрелища, "просматриваемые" человеком во сне. Но, конечно, и миражи иного рода: миражи в буквальном смысле слова, а также мечты, грезы, гипнотические и наркотические трансы. Все фильмы этого внутричеловеческого кинематографа повторяют перипетии обычной, реальной жизни по тем же приблизительно (разумеется, приблизительно!) законам, что и зеркало - разыгрывающиеся перед ним сцены да пантомимы.
"С портретами дело обстоит так же, как с тенями и отражениями,- пишет далее Фрэзер.- Часто считают, что они содержат в себе душу изображенного лица. Верящие в это люди, естественно, неохотно позволяют снимать с себя изображение. Ведь если портрет является душой или, по крайней мере, жизненно важной частью изображенного, владелец портрета сможет оказать на оригинал роковое воздействие".
До сих пор портрет упоминался на страницах данной работы исключительно в классической своей ипостаси: карандашный рисунок или старинная живопись в золоченой раме (впрочем, не обязательно старинная, ренуаровская тоже пойдет). Теперь, когда суеверия модернизируются, едва поспевая за временем, приходится, поспевая за суевериями, модернизировать и понятие портрета. Тем более что новые его модификации имеют гораздо большее отношение к зеркалу, чем старые. Фотография, например, зачастую воспринимается как остановленное зеркальное мгновение. То же самое можно сказать о кадре кинофильма. А целый фильм в его полуторачасовой изобразительной длительности напрашивается на аналогию с зеркальной стеной в специально оборудованном под соглядатайство зале версальского (или какого-нибудь другого) дворца.