— А если подумать? Молодой мужчина в расцвете сил в интеллигентной компании вдруг пугается. С вами раньше такое бывало?
— В экспедиции на Памир… Но я не улавливаю связи.
— А я тем более. Остановимся на этом моменте, поскольку ваши предчувствия уж так жутко исполнились. Разговор про ангела-демона. Дальше.
— Пошла реклама. Маня убрала звук, я спросил, что пишет Юлия Глан. «Порнографию», — ответил голос отца. Я обернулся, увидел их всех и подумал: суд присяжных.
— Ну, вспоминайте выражения лиц, жесты, реплики.
— Самая эффектная вот эта — «порнография». Я даже голос не узнал.
— Отца? По-вашему, отец зарезал свою дочь?
— Это невозможно!
— Напрасно вы так думаете. Возможно все.
— Старцев? — воскликнул я.
— В принципе возможно все.
— Вы так говорите… Может, вы знаете, кто убийца?
— Этого пока еще и прокурор не знает.
— Пресловутая презумпция невиновности! А сами на меня думаете.
— Не опережайте. Итак, в первом же столкновении с дружеским кружком писателей вы почувствовали там нелады. Кто, по вашему мнению, мог завидовать модной романистке?
— Теоретически все, кроме Вагнера, Мани и меня. В смысле: мы не писатели. В один момент она их всех обскакала. Но чтобы из-за этого убить… Не верится.
— Иногда человека лишают жизни из-за сущих пустяков. А мировая слава по любым меркам — не пустяк. Молодая девушка действительно занималась порнографией?
— Если снять эстетские покровы… В ее прозе есть соблазн.
— В каком смысле?
— В православном. Соблазн эротизма, оккультизма… Например, во втором романе «Двуличный ангел»…
— Опять ангел, — вздохнул Быстров. — Перескажите, только кратенько. Я должен ясно представлять возможный мотив преступления.
— По-вашему, мотив литературный?
— Я говорю: возможный. Давайте продолжать работу.
— Ну, в двух словах. У деловой дамы любовная связь с юным монахом. Вместо этой бизнесвумен (действует криминал, она поставлена на счетчик) случайно погибает юноша. Женщина тайно хоронит тело и обращается к знаменитой в Париже ясновидящей: ее, де, преследует возлюбленный в обольстительном виде ангела. По совету старухи дама ходит ночью на кладбище в лесу за монастырем, ложится на могилу и творит особую формулу. Сила ее любви такова, что монах на краткие минуты материализуется, они зачинают дитя и у нее рождается девочка.
— Что за чушь! — удивился следователь. — Вообще-то я в этом плане не силен, но неужели такую чушь читают?
— Читают тысячи и тысячи, судя по тиражам. За чушь получают престижные премии.
— Да, обстановочка у нас нездоровая, с душком.
— Премии и наша и французская.
— Стало быть, и они далеко зашли. Плохо дело, теперь мне покоя не дадут. Может, Москва отберет? Шутка сказать, французская…
«Господи! — взмолился я про себя. — Оставь «дело» ему!»
Быстров вгляделся в свой листок сквозь круглые очки.
— Охарактеризуйте, насколько сможете, отношение каждого фигуранта к юной знаменитости. В плане ее работы.
— У Старцева и Покровского — резко отрицательное (последний разносил ее в пух и прах в своем журнале с ведома отца). У издателя, само собой, положительное. Фотокора восхищает успех как таковой, безотносительно к его сути. У Тихомировой и Громова отношение похожее, но более сложное.
— Конкретнее.
— С оттенком горечи, может быть, зависти.
— А у Марии Старцевой?
— Кажется, она единственная не считает сестру талантливой.
— Здравая девица, — одобрил старик. — Вот вы упомянули, что в течение свиданий с Юлией чувствовали чуть ли не слежку.
— Скажем, пристальное внимание.
— Где — на улице, на транспорте?..
— В ресторане Дома литераторов, куда мы ходили почти каждый день. Она там сочиняла…
— Верю, — перебил Быстров, — самое для нее место, в подпитии такой бред сочиняется.
— Юля выпивала бутылку бордо. А вначале обязательный звонок на ее мобильник. Она отвечала всегда одно и то же: «Да, в ЦДЛ… да, с мужчиной».
— Мобильник? Замечательно! Вы поинтересовались…
— Поинтересовался, — перебил я. — «У вас ревнивый друг?»
— Для нынешней молодежи нехарактерно обращение на «вы», — заметил следователь.
— Я уже говорил: мы не были близки и не успели выпить на брудершафт.
— Какие церемонии. Так что с другом-то?
— «Больше чем друг», — ответила Юла загадочно. — «Муж?» — «Больше чем муж». — «Так кто же?» — Она засмеялась. — «Литературный агент». Но издатель утверждает, что литературный агент ей не был нужен.
— Может, конкурирующее издательство и Вагнер не в курсе?
— Конечно, тут большие деньги замешаны, но чтобы прикончить курочку с золотыми яичками… абсурд!
— Номер мобильника помните?
Я продиктовал, он записал. И сразу позвонил.
— Отключен. Мертво.
— Вот как? Еще вчера утром — я проверял — были длинные гудки. Если б найти мобильник…
— Не суть важно: литературный агент и так обречен. Мы узнаем номера абонентов Юлии Глан через оператора сети. — Он тотчас связался по телефону, видимо, с помощником и отдал нужные распоряжения.
— Итак, продолжим. Кого-нибудь из этих лиц, — Быстров встряхнул листок, — в Доме литераторов вы встречали?
— Тихомирову мельком в холле. Однажды Страстова. Юлий Громов — завсегдатай. Как-то встретились и в самом ресторане.
— Осветите этот эпизод.