Святой Иероним, пробуди льва, ссуди мне язык[2],вырежь его у себя, вложи его в дупло моих уст,смети стихи, сбрось в пекло всю эту болтовню.Изгони паука с потолка склепа,изогнутого напряженным глумленьем.Пробуди льва, вооружи меня когтем,преобрази меня в нечеловеческое,в призрак, который кончает и начинает.Ты, носитель базовой харизмы, ссуди мне язык,которым я сотворил бы ближних опять ближними,которым я смог бы поставить их пред лице ангела.
«Со мною это тоже было так, что лучше б я повесился…»
Со мною это тоже было так, что лучше б я повесился в подвале собственного дома,ну и нашли б меня там дней через пять-десять.Со мною это тоже было так, что трижды проворонил собственную гибельи вновь был осужден на жизнь, а жизнь эта лишь длящаяся смерть.И я тоже вламывался осколками стекла в собственную кровь,и всё это было мне до фени, ведь за этой гнусью я чуял сон,единственное, что у меня оставалось, чтоб и это у меня взяли,чтоб на следующий день очнулся я в аду без фигур.И я тоже обжил умом лишь обломок вселеннойи после долгого блужданья не пришел никуда, повезло только вот в это место.Но и во мне не угасла, нет, не угасла тягапокончить с этой изувеченной жизнью, послатьэтот устроенный нам обман,кричать, не переставая: Ложь! Смертельная гнусная ложь!Ведь и в меня тоже вмонтирован золотой кресттак прочно, что его не вырвет никакое будущее страданье,крест, усыпанный драгоценными камнями, крест моего отца, он прекрасен,ведь и я был озарён и никогда не переставал верить,что этот ад свидетельствует о Рае.
Большевикам
Уже ничего ни от чего ни от потопа ни от позоралишь пара книг которые нравились Махе[3],взгляд сына, лестница в голове,отрава совокуплений, осколок песни смычка, но вывы и всё это поспеете изгадитьи наши плачи и причитаньяпустите в желоба как полезный уксус.11 марта 1977