Литературный путь Цветаевой. Идеология, поэтика, идентичность автора в контексте эпохи

По нагориям,
По восхолмиям,
Вместе с зорями,
С колокольнями,

Конь без удержу,

– Полным парусом! —
В завтра путь держу,
В край без праотцев.

Не орлицей звать

И не ласточкой.
Не крестите, —
Не родилась еще!

<…>

Тень – вожатаем,

Тело – за версту!
Поверх закисей,
Поверх ржавостей,

Поверх старых вер,

Новых навыков,
В завтра, Русь, – поверх
Внуков – к правнукам!

<…>

Дыхом-пыхом – дух!

Одни – поножи.
– Догоняй, лопух!
На седьмом уже!

(СП, 254–255)

Настроения, выразившееся в лирике, подтолкнули Цветаеву к новому сюжетному замыслу. В марте 1922 года в ее рабочей тетради появился план поэмы «М'oлодец», а к середине апреля был готов чистовик первой главы. Однако замысел расширялся, завершить поэму к отъезду уже не представлялось возможным, и Цветаева прервала работу над ней. Прощальным аккордом стала написанная в апреле поэма «Переулочки»239.

Заслуженно считающаяся самой темной из цветаевских поэм, она едва ли проясняется и своим фольклорным источником – былиной «Добрыня и Маринка». Из нее в поэму Цветаевой действительно попадают некоторые реалии240, однако содержание рассказанной истории меняется совершенно. В былине колдунья Маринка обращает Добрыню в тура, но затем – в ответ на уговоры матери Добрыни и на посулы, что он на ней женится, – возвращает ему человеческий облик. Однако, став вновь человеком, Добрыня на Маринке не женится, а ее убивает (в другом варианте былины месть исходит от матери Добрыни). Таким образом, герой побеждает нечистую силу, и именно в этом смысл былины.

У Цветаевой побеждает нечистая сила, и, как справедливо заметил Фарыно, табуированное, неназванное имя этой нечистой силы – знак скрытой идентификации авторского «я» с героиней. Одна из наиболее вероятных причин выбора данной былины как референта, должно быть, в имени былинной героини и заключается.

Заговорный стиль «Переулочков» делает развитие сюжета практически неуловимым. Героиня-колдунья зовет доброго м'oлодца в ту самую «лазорь», которая олицетворяет иной мир в поэтическом дискурсе Цветаевой последнего времени. При этом героиня упоминает уже знакомого читателю «красного коня» («Красен тот конь, / Как на иконе» (СС3, 274)), которому и предстоит унести м'oлодца «в лазорь». Однако все это путешествие дано в поэме лишь как речь героини-колдуньи, как ее обещанья м'oлодцу. «Лейтмотив один: соблазн, сначала “яблочками”, потом речною радугою, потом – огненной бездной, потом – седьмыми небесами» (СС7, 407), – так объясняла Цветаева тему поэмы Ю. Иваску в 1937 году. Однако соблазненный посулами героини добрый м'oлодец так и не попадает на обещанные «седьмые небеса». Колдовская речь завершается обращением м'oлодца в тура, и этим история, рассказанная Цветаевой, заканчивается.

Куда больше сходства у «Переулочков» не с былинным текстом, а с балладой Каролины Павловой «Старуха» (1840). Это стихотворение, как упоминалось, оставило свой след еще в «Волшебном фонаре». Перечитывала ли Цветаева К. Павлову в пореволюционные годы241 или у нее сохранилось лишь смутное воспоминание об этом стихотворении – не так уж важно, ибо и последнего было бы достаточно. Любопытно, однако, что еще осенью 1919 года Цветаева в весьма примечательном контексте примеривала слово «старуха» к себе: «А теперь мне необходимо писать большую книгу – о старухе – о грозной, чудесной, еще не жившей в мире старухе – философе и ведьме – себе!!!» (ЗК1, 441).

Баллада Павловой разрабатывала романтический сюжет о власти инфернальной силы над душой человека. В данном случае инфернальную силу воплощала таинственная «старуха», которая заманивала в свою «лачужку» юного всадника и околдовывала его своими речами:

Дверь, белея, шевелится,
И старуха входит в дверь,

Входит дряхлая, седая,

И садится, и опять,
Обольщая, возмущая,
Начинает речь шептать.

Юной грусти бред мятежный,

Сокровенные мечты,
Одевает в образ нежный,
В непорочные черты.

Говорит про деву-чудо,

Так что верится едва,
И берет, Бог весть откуда,
Ненаслушные слова.

Как щеки ее душистой

Томно блещет красота,
Как сомкнуты думой чистой
Недоступные уста.

<…>

Как любить ее напрасно,

Как, всесильная, она
Увлекательно прекрасна,
Безнадежно холодна242.