Литературный театр

Попытку смелости причесть.

Так уж весомо, так уж надо,

Так уж предписано – твердить:

« Не ошибиться бы разрядом…»,

«Не обмануться б…», «Не схитрить…»

Судья (обращаясь к нему). Габай Илья Янкелевич, вы обвиняетесь в систематическом изготовлении, размножении и распространении документов, в которых содержатся заведомо ложные измышления, порочащие советский государственный и общественный строй.

Авторский голос (будто не слыша). Факты, которые я считал нужным довести до сведения моих соотечественников, казались мне вопиющими, и умолчание в некоторых случаях было для меня равносильно соучастию. Я не выдумывал псевдонимов, не прятал бумаги в подпол, так как был уверен в своей правоте и правдивости.

Мне говорят: опять мудришь.

Не знаю.

Неважно это, слишком мелко, что ли,

Но я хотел бы, чтобы боль чужая

Жила во мне щемящей сердце болью.

Приглушённо звучит песня Ю. Кима «Не собирай посылку, мама».

Судья. Обвиняемый Габай Илья Янкелевич. Год рождения – 1935. Место рождения – город Баку.

Свет. Больше нет судьи, заседателей, присутствующих на процессе.

Авторский голос. 

Смешной, как в сквере духовой оркестр,

Большой и старомодный, как мазурка,

Мой город был сердечен и в мазуте.

Я б счастлив был, когда б не первый крест.

Я не умею подобрать ключи,

Чтобы открыться просто, без судейства

Про город зноя, лоз и алычи

И очень копперфильдовского детства.

Вбегают с весёлым криком дети в пионерских галстуках. Объявляют: «Песня о счастливом детстве». Идёт театрализованное исполнение этой песни Ю. Кима под детские игры.

От театра (в зрительном зале, под микрофон). Сюжет этой песни Юлия Кима не вымышлен: сын командарма Якира был арестован в возрасте 14 лет за «попытку создания конной контрреволюционной группы» и пробыл в сталинских лагерях 17 лет.

Авторский голос. 

А город был в мазуте и сердечен,

И обещали добрые концы

Зачитанные, ветхие романы,

Упрямо указующие цель.

Пока произносятся эти слова, на сцену поднимаются трое детей. Их диалог:

- И это было верным, необманным –

Напоминаньем: помни о конце

Хорошем.

- Об одном о нём.

- И слушай,

Как жизнь обетованна и проста,

- И верь в покой и счастье добродушья!

Авторский голос. 

И как я ни насмешничал, коря

Себя потом за сказку, – но нетленной

Она одна осталась, а изменой

Концам хорошим стала жизнь моя.

Сиротское детство – между детдомом и обитанием у родственников – до окончания седьмого класса было полно болевых ощущений. А постоянное общение, дружба с бывшими «врагами народа» и с детьми «врагов народа» глубоко отразились на всей его жизни, на всём творчестве.

Если боткрылисьмогилы,каклюки, 

Если бы встали и вышли воскресшие,

Если бы эти воскресшие люди

Нас по-отцовски спокойно утешили,

Из зрительного зала на сцену поднимается Двойник Автора.

Двойник. 

 «Ладно, – сказали бы они нам, – вы тогда  

 были ребятами,

Октябрятами. Вы не очень виноваты…»

Авторский голос. 

Веское алиби мы предъявили бы,

Твёрдо сказали бы, глядя в глаза им:

Это вы сами царей сотворили,

Сами и пали от рук помазанников.

Двойник. 

Все эти здравицы и славицы мы пели из

 пятых уст,

А первыми устами были ваши…

Авторский голос. 

Глупы мы были и были мы малы –

Вот оно алиби, самое веское:

Мы не в ответе за папу и маму.

Мёртвые ж сраму… Ну, это известно.

Двойник. Значит, замётано! Никто не в ответе.

Авторский голос. 

Если бы вышли воскресшие, встали,

Если б спокойно пришли к нам сегодня,

Мы не подумали и не сказали бы –

Мы бы склонились в поклоне сыновьем.

Вместе. Если б открылись, как люки, могилы!

Марат и Миля

От театра. Отзвуки биографии лишь пунктиром прочёркиваются в стихах Габая. Ярче – в прозаических произведениях. Впрочем, персонажей этих автобиографическими можно считать лишь с большими оговорками.

На сцене трое: Марат, Миля, Нелля (персонажи фрагментов из неоконченного романа «Повесть временных лет»).

Миля. «Весёленькое у меня счастье, как говорит дядя Мотя. Посмотри на себя, на кого ты похож! Для чего мне нужно было спорить, что я мог этим доказать?» Такие мысли вложил бы, наверно, в голову Мили иной автор, глядя на его носатое, сейчас с совершенно семитской самоусмешкой, и вообще бесспорно семитское лицо. И автор бы этот ошибся…