В связи с вопросом о множественности как атрибуте текста, множественности, независимой от воли интерпретатора, возникает несколько проблем. Первая из них - можно ли говорить о множественности как о количественном параметре (т. е. могут ли быть тексты более и менее множественные). Вторая, связанная с предыдущей, -существуют ли, возможны ли в принципе критерии определения "степени" множественности текста. И наконец, третья и четвертая -каков механизм порождения множественности текста и какие структурные составляющие последнего несут на себе основную нагрузку создания этой множественности.
Под текстом мы будем понимать синтагматическое развертывание языковой парадигматики, порождающее произведение в процессе взаимодействия с "внетекстовыми структурами"2. Коммуникативная структура текста3 формируется на основе "лингвистического контракта"4, системы языковых норм и конвенций, которые обеспечивают способность текста быть сообщением.
Коммуникативная структура текста - сложное иерархическое образование. Если лингвистика в качестве ее мельчайшей единицы видит предложение (речевой акт, коммуникативный ход), то для литературоведения значимыми являются и более дробные единицы, участвующие в смыслообразовании и несущие эстетическую информацию. Второе отличие: пропозициональный план художественного текста связан не только с референциальным аспектом его структуры, но и с предписанной "лингвистическим контрактом" языковой нормой, отношениями морфологической, семантической, стилистической корреляции. "Лингвистический контракт" жесток в отношении всех уровней текста, кроме лексического и стилистического, но и в последних случаях наблюдается известная "контрактация" взаимодей(10)ствий иначе не возникая бы тот "автоматизм" речи, о котором писали представители формальной школы. Одним из механизмов деавтоматизации в лексико-семантическом и стилистическом срезах текста может быть такой "тропообразующий" фактор, как взаимодействие семантических полей.
Структурные элементы текста, которые выпадают из "условий контракта", мы будем считать элементами нарративной структуры - она-то и будет проводником авторской интенции5, формой реализации авторских "внетекстовых структур". Понятно, что данная дифференциация носит достаточно условный характер - в реальной художественной практике коммуникативная и нарративная структуры друг от друга неотделимы, но в "операционных" целях эта дифференциация уместна, она позволяет найти и описать поле формирования эстетического начала в тексте, и в частности поле формирования множественности.
Проблема множественности текста - это проблема взаимоотношений между нарративной и коммуникативной структурами. Здесь возникает вопрос о "жесткости" последней - насколько жестко, подчиняясь условиям "контракта", она "связывает", структурирует нарратив. Второй вопрос - насколько общая "жесткость" коммуникативной структуры зависит от "жесткости" ее составляющих. Третий вопрос -какова логика взаимодействия коммуникативной и нарративной структур текста при различных степенях этой "жесткости".
Попытаемся ответить на эти вопросы, рассмотрев тексты с "дефектной" коммуникативной структурой, из которых изъята та или иная составляющая.
Можно предположить, что ненависть, которую питали к Христу фарисеи и книжники (!), имела под собой и филологическую подоплеку. Восьмая глава Евангелия от Иоанна демонстрирует радикальное нарушение условий лингвистического контракта - в его грамматической части (видо-временные формы глагола, согласование глагольных времен). Отвечая на недоуменный вопрос фарисеев: "Тебе нет еще и пятидесяти лет, - и Ты видел Авраама?" (Иоанн, 8;57), - Христос заявляет: "...прежде нежели был Авраам, Я есмь" (Иоанн, 8,58). Можно ли было иначе отреагировать на подобное нарушение правил грамматики: "Тогда взяли каменья, чтобы бросить на него" (Иоанн, 8;58)?
В данном случае автор сам ставит свой текст с дефектной коммуникативной структурой в зависимость от "внетекстовых структур": Христос у Иоанна различает тех, кто способен "вместить" Его слово, и тех, кто не может сделать этого (Иоанн, 8,37; 16,12). Способность воспринять модель мира, которую не в состоянии описать логико-дискурсивные языковые структуры6, характерна только для посвященных. Им понятен тезис Христа - пусть этот тезис и абсурден с точки зрения языковых норм, с позиций лингвистического контракта, (11) который обеспечивает возможность коммуникации в рамках логико-дискурсивной модели.
Русский канонический текст в целом передает и смысл оригинала, и его грамматический дефект - нарушение правила согласования времен, хотя делает это не теми же средствами, которыми пользовался Иоанн (в оригинале - не простое прошедшее в придаточном предложении, но сложное дополнение с инфинитивом: ?????????????????????????????).