Литературократия

(491) По мнению Пригова, андеграунд состоялся как некая квазиинституция, «когда он смог накопить некую минимальную критериальную референтную стабильную массу социокультурного общения-функционирования», давшую возможность авторам включить в действие механизм определения успеха/неуспеха той или иной стратегии (см.: Пригов 1998а: 115). Ср. утверждение Вячеслава Долинина о том, что неофициальная культура как целостное явление сложилась в Ленинграде к середине 1970-х годов, когда отдельные кружки, «прежде не знавшие о существовании друг друга, стали пересекаться, сотрудничать и вместе образовали единую культурную среду» (Долинин 1993: 11–12). К слову говоря, можно увидеть связь между квазиинституцией андеграунда и первыми римскими корпорациями, для которых характерны общий культ, общие пиры, общие праздники и т. д. См.: Дюркгейм 1991: 15.

(492) Так, Борис Иванов, один из создателей журнала «Часы», оценивая факт появления регулярного самиздатского журнала, отмечает: «У авторов появилась дополнительная мотивация творчества, они почувствовали себя нужными журналу и читателям» (Иванов 1991: 144). И далее, говоря о процессах структуризации пространства неофициальной культуры, пишет: «Независимая культурная среда имела свои достижения, свои сенсации, своих кумиров…» (Там же: 149). Ситуацию во «второй культуре» можно сравнить с литературным подпольем накануне французской революции, которое, будучи, казалось бы, лишенным возможности печататься в престижных изданиях, также создавало свои паллиативные институции. Как пишет Р. Дарнтон, «у литературного дна имелись для самовыражения кое-какие органы и организации. Имелась даже <…> своя рудиментарная стратификация, поскольку в подполье было несколько уровней» (Дарнтон 1999: 20). Иначе говоря, социальная структуризация сопровождается созданием своих институций и своей стратегии успеха.

(493) Дюркгейм 1991: 18.

(494) Помимо этих издательских вех существовал и ряд других, получивших большой общественный резонанс, событий — отъезд за границу Василия Аксенова на волне скандала вокруг «Метрополя» и исключение из членов Союза писателей Евгения Попова и Виктора Ерофеева, а также добровольный выход из СП Семена Липкина и Инны Лиснянской. Арест в Москве Евгения Козловского после выхода в свет альманаха «Каталог» и публикации в «Континенте» и его впоследствии покаянное письмо в московской «Вечерке»; обыски в Ленинграде у Виктора Кривулина и запрет на выход его журналов «37» и «Северная почта», а также принудительный отъезд за границу соредактора Кривулина Сергея Дедюлина. Арест Вячеслава Долинина, члена «Клуба-81», которому среди прочего инкриминировали распространение тамиздата среди членов клуба. Сюда же можно отнести возникновение множества новых (помимо выходивших не один год «Часов» и «37») самиздатских журналов в Ленинграде, таких, как «Обводный канал» и «Митин журнал».

(495) Помимо возросшего количества арестов и обысков у участников «Метрополя» и «Каталога» здесь можно вспомнить задержание Александра Сопровского, собиравшего в Ленинграде материалы для своего сборника «Московское время», судебные дела Михаила Мейлаха и Константина Азадовского. К этому же ряду следует отнести события и в близкой ко «второй культуре» диссидентской среде — арест издателя исторических сборников «Память» Арсения Рогинского, арест Владислава Евдокимова, а также массированное внедрение в литературную, «второкультурную» и диссидентскую среду множества стукачей, игравших специфическую, до сих пор не исследованную, но подчас немаловажную роль в процессе взаимодействия литературы, властей и общества.

(496) Именно вторую половину 1970-х В. Долинин соотносит с периодом, когда публикации в тамиздате стали во многом привлекательней публикаций в официальной литературе. «Следствием высокого статуса самиздата и тамиздата было то, что вполне благополучные официальные литераторы вместе с неофициальными выпустили альманах „Метрополь“. Впервые целая группа литераторов — членов Союза писателей открыто пришла в самиздат. Это были писатели и поэты из либерального, „маргинального“ слоя советской литературы, слоя, и прежде соприкасавшегося с самиздатом и создавшего многое из того лучшего, что было в официальной литературе» (Долинин 1993: 13–14). Однако Долинин явно переоценивает привлекательность для авторов «Метрополя» пространства самиздата, «Метрополь» сразу был ориентирован на успех на Западе.

(497) Жолковский, анализируя способ достижения мировой славы советскими писателями, пишет: «В кривизне этого зеркала мировой славы, как и во всяком безумии, есть система. Система эта — советская с поправкой на западные media. Исключены, в общем, эмигранты и антисоветчики, но допущены те из них, чье диссидентство было озарено достаточно яркими огнями рампы, желательно нобелевскими. Впрочем, почему „но“? В определенном смысле советская система тоже выступала как своего рода СМИ — мощный репродуктор, стократно усиливающий голос поэта, обычно советского, но иной раз и судьбоносно подвернувшегося 'анти-'» (Жолковский 1996: 211).