Читаем Литературоведческий журнал № 33 полностью

Древняя комедия – столь же независимый жанр, как трагедия. Они различаются, по А. Шлегелю, тем, что трагедия – «поэзия наивысшей серьезности», а комедия «целиком шуточна». Серьезность трагедии достигается сосредоточением всех душевных сил на одной определенной цели, вследствие чего деятельность этих сил ограничена. В комедии – наоборот: раскрепощение душевных сил, снятие всяких рамок и кажущееся отсутствие цели. Трагедия стремится в эпилоге примирить чувства зрителя, комедия же – дойти «до какой-либо, хотя бы и мнимой, точки покоя для нашего рассудка». Полностью примирить чувства комедия не может, потому что было бы несообразным, если бы в эпилоге глупцы становились умными. Исчез бы комический эффект. Таким образом, оба жанра, построенные на противоположных принципах, равновелики. Сложное соотношение, единство этих двух разных жанров, которые в связи с тем, что в одном искусстве пародируется другое, и вместе с тем их противоположность, говорят о тесной связи жанров, о сложном соотношении, постоянном присутствии комического и серьезного как в комедии, так и в трагедии. Без комического серьезности быть не может, и наоборот.

По мысли Ф. Шлегеля, «…ничто так не отвечает вполне идеалу комического в его чистоте, как древнегреческая комедия. Она является одним из важнейших документов для теории искусства, ибо во всей истории искусства ее красоты единственны и, вероятно, именно потому до сих пор не оценены»159. Эти «единственные красоты» древнегреческой комедии прежде всего связаны, по Ф. Шлегелю, с выражением чистой радости, упоением веселостью.

Шеллинг отмечает, что в античных комедиях выражается «предел мыслимой в государстве свободы, которая сама есть высшая нравственность», а комедии Аристофана «служат достаточным доказательством того, что комедия в ее подлинном виде всецело есть лишь плод высшей культуры», который может существовать только в свободном государстве. Смягчая некоторую грубость комизма Аристофана, романтики ценили в его комедиях «поэтическое опьянение», «веселое безумство», «вакханалию комического»: «Древняя комедия есть всеобщее маскарадное переодевание мира, где допускается много такого, что не разрешено обычными правилами приличия; но в ней обнаруживается много веселого, остроумного, даже поучительного, что невозможно было бы без кратковременного разрушения всех и всяких преград»160.

Шеллинг считал, что комедия «существует прежде всего благодаря свободе и подвижности общественной жизни», которую он и усматривал в античной Греции. Эта свобода рождала чувство радости (свободного настроя). Истоки этой радости, с другой стороны, теоретики романтизма также видели в том, что по своему происхождению комедия была публичным религиозным действием, частью празднества Вакха, бога жизненной силы и наслаждения. Радость, веселый смех делают человека свободным. Радость, присущая комедии изначально, – это высшее проявление человеческого существа, признак его свободы. То, что романтики подметили эту особенность комедии, не случайно.

По словам Ф. Шлегеля, происхождение комедии из религиозных празднеств и культов «воспитало и сформировало комическую музу для свободы, поэт и его хор были священными лицами: в них говорил бог радости и, находясь под его защитой, они были неприкосновенны» («Об эстетической ценности греческой комедии», 1794). Однако философ тут же замечает, что поэзия, особенно комическая, очень легко теряет свою неприкосновенность и свободу. Комедия может примешать к чистой радости нечто дурное, идя на поводу невежественной публики, ведь «комическое в гораздо большей степени, чем трагическое, сообразуется с восприимчивостью и уровнем понимания своей публики, а они, в свою очередь, зависят от массы общественной культуры и всех способностей души». Античная (греческая) комедия сохраняла комическое в чистом виде, являясь выражением общественного духа. Сила комедии в том, что она объединяла своим смехом весь народ.

Известно, что смех, как главный персонаж комедийного жанра, не только указывает на человеческие пороки, пороки общества, но он также сплачивает, объединяет людей. Смеясь над своими пороками, люди становятся ближе друг другу, ощущая свою принадлежность к гуманистическому содружеству. Смех сближает людей разных возрастов, сословий, разрешает и предупреждает конфликты, дает возможность нетривиально взглянуть на привычные вещи и на мир в целом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука