Литературоведческий журнал № 33

Комедия (античная) привлекательна для романтиков тем, что, будучи по своей природе ограничена общественной жизнью, и не имея, как трагедия, «трагического века» и своей мифологии, должна была сама «создать свою мифологию из современности и общественной жизни, для чего, несомненно, необходим такой политический строй, который не только доставляет материал, но и дозволяет его использование…»161. Для поэта-романтика комедия более всего и подходит как жанр, не ограниченный в выборе тем и средств выражения, как ее характеризует Шеллинг в своей «Философии искусства», которая, кстати, написана им позже (1803–1805), чем последняя комедия-сказка Л. Тика (1800 г.), а значит, Шеллинг во многом свою «Философию искусства» строил на осмыслении уже имеющегося художественного материала.

Для Шеллинга примером свободы и подвижности служат комедии Аристофана, который мог описывать реально живущих людей, их поступки, характеры. Античная комедия, когда появился запрет на комическое воспроизведение разных сторон общественной жизни, пародировала древние мифы, но никогда не опускалась до сферы семейных отношений. Однако позже среди комедий появляются пьесы с интригой, вымышленными характерами и перипетиями, что заставило комедию, которая первоначально вращалась «в сфере общественной свободы», спуститься в область домашних нравов и событий и утратить «свою мифологическую мощь». Таким образом, происходит некоторый упадок античной комедии, заметный уже в комедии древнеримской и продолжающийся затем в новейшие времена. К новой комедии йенские романтики относились скептически. Они осуждали погружение комедии в семейную жизнь, означавшее ограничение содержательной сферы и некоторое унижение искусства поэзии.

По Шеллингу, «в комедии должны быть представлены общественные характеры», для чего автор комедии располагает широким спектром возможностей и может «идти на все и наделять выводимых лиц всевозможными преувеличениями в сторону комического, поскольку для своего оправдания он всегда располагает характером, существующим независимо от его произведения. Общественная жизнь становится здесь для поэта мифологией»162. В пределах границ изображения общественной жизни поэт может ни в чем себе не отказывать. Чем смелее он будет пользоваться этим правом, тем больше он «возвысится над ограниченностью». Комедия, таким образом, представляет общественные характеры, а общественная жизнь становится мифологией для поэта, в которой он может свободно самовыражаться.

Для романтиков характерен взгляд на театр как объединяющее искусство. По А. Шлегелю, театр обладает объединяющей силой, какой нет ни у одного отдельно взятого вида искусств. Искусство – великий диалог (диалогическая природа искусства актуализируется А. Шлегелем в берлинском курсе лекций, когда он говорит о диалогическом как первом положении теории драмы). Поэтому так важны жанры, где этот диалог осуществляется, и, в частности, жанр комедии.

По мнению Шеллинга и А. Шлегеля, комедия и трагедия равнозначны в эстетическом отношении. Комедию нельзя рассматривать как более низкий жанр, чем трагедия. Как два противоположных жанра, они находятся на равной высоте (А. Шлегель). Комедия, возникшая, по Шеллингу, «путем простого обращения к трагедии», может производить такое же сильное эстетическое воздействие, как и трагедия. Следует еще раз подчеркнуть, что комедия и трагедия (у Шеллинга) понимаются в единстве и вместе с тем в самостоятельности, в единстве и противоположности. Это яркий пример диалектического мышления романтиков, которые исходили из единства, взаимосвязи и вместе с тем противоположности и относительной самостоятельности разных жанровых форм. В связи с этим они обратили особое внимание на соотношение комедии и трагедии.

В комедии, как и в трагедии (например, у Шекспира), – царство фантазии, вымысла. Говоря о том, что комедия стоит на равной высоте с комедией, А. Шлегель пишет, что комедия «одинаково далеко уносится за пределы реальной действительности в область свободной творческой фантазии». Художник имеет в комедии огромные возможности для самовыражения. Это проявляется и в том, что здесь как будто снимаются все рамки, все требования. Этот вид искусства стоит «тем выше, чем шире применяются в дело эти [сосредоточенные на определенной цели. – И. Л.] душевные силы и чем правдоподобнее становится видимость бесцельной игры и неограниченного произвола».