Литературоведческий журнал №41 / 2017

Иначе это можно выразить так: все привычные, догматизированные «парадигмы» духовно-идеологического прошлого – исчерпаны; отсюда, похоже, своеобразная пустота и глубокое молчание современности после конца Нового времени в прошлом столетии. Позитивная сторона общеевропейского кризиса, может быть, в том, что открывается потребность в каком-то новом «новом мышлении», новом повороте в старом «споре древних и новых». Не где-нибудь, а в «русском» разделе обсуждавшейся книги о великих европейских революциях читаем:

Устойчивые процессы наших оценочных суждений часто сохраняются неизменными в изменившихся обстоятельствах. Ученому (a scholar) труднее изменить свои методы, чем целой нации – сменить религию (90).

1917 Год: прорыв в будущее или катастрофа?

В.Л. Курабцев

Аннотация

В статье анализируются черты онтологических аспектов событий 1917 г. Причины утраты христианских ценностей в России и ряд существенных событий в СССР оцениваются как катастрофа. Это проявляется в признании атеистических и аморальных ценностей (после 1917 г). В статье подчеркнута необходимость радикального (христианского) переосмысления ценностных установок России.

Ключевыеслова: катастрофа 1917 г., идолопоклонники, «русская идея», развитие России, православие, духовная цивилизация.

Kurabtsev V.L.1917 year: Breach in the future or disaster?

Summary. The ontological aspects of the events of 1917 year are treated in the article. The loss of Christian valuables in Russia and substantial events in the USSR came as spiritual disaster. The atheist and immoral valuables prevailed after 1917 year. The article also indicates the necessity of Christian rethinking of accepted values in Russia.

             С лязгом, скрипом, визгом
             опускается над Русскою Историею
             железный занавес [

19, 427].                                      В.В. Розанов. Апокалипсис нашего времени
             Он сказал: довольно полнозвучья, –
             Ты напрасно Моцарта любил:
             Наступает глухота паучья,
             Здесь провал сильнее наших сил.
                                            О. Мандельштам

Мы почти все в трагическом 1917-м провалились. По словам И.А. Ильина, это «бедствие» «равновелико по своей глубине и по своим последствиям разве только татарскому погрому, хотя развертывается в совершенно иных формах. Как тогда, так и теперь дело идет о самом бытии России, об ее исторической судьбе, о субстанции ее духа» [10, 294].

Мы почти все в трагическом 1917-м оказались нечисты. «Нечистый, – т.е. имеющий вражду к ближнему, или ненависть, или зависть, или осуждение» [6, 337].

Была и вражда, особенно обездоленных к «буржуям». Была и ненависть, разжигаемая революционерами. Была и зависть – к образованным и богатым людям. Было и осуждение – к тем, кто «несправедливо» правил или служил «несуществующему» Богу. Немудрено, что мы соблазнились новым проектом «Царства Небесного» на Земле, ища Правды, Справедливости, Лучшего и доверяя яростным обличителям неправды Российской империи. Доверяя тем, кто потакал исконной «русской жажде абсолютного» (Н.А. Бердяев).

И мало кто понимал, что интернационализм – скорее утопическая иллюзия, особенно в условиях войны; что коммунистический гуманизм – это «крайний антиперсонализм», с отрицанием духовности и свободы личности (Бердяев). А безбрежный коммунистический нигилизм (отрицание Бога, общечеловеческой морали, частной собственности на средства производства, национальных чувств и др.) потребует массовых расстрелов, насилий, концлагерей; настоящей социальной войны и настоящего геноцида по социально-сословным и идеологическим признакам.

Нечистота накапливалась, прежде всего, в разночинной интеллигенции. Еще в начале XIX в. просвещенный поэт А.С. Пушкин мог позволить себе написать вот такие строки (подобное писал в ХХ в. Демьян Бедный):

                   Мы добрых граждан позабавим
                   И у позорного столпа
                   Кишкой последнего попа
                   Последнего царя удавим

[19, 348].