Литерный эшелон

— Осмелюсь доложить, Ваше Высокоблагородие… — заметил рулевой. — Мы к ним с траверза подошли. Они никак наших опознавательных знаков рассмотреть не могли. Может, приняли нас за «Цепеллин».

— В самом деле… Отставить бить морду. Надо будет распорядиться, чтоб снизу на гондоле тоже круги нарисовали. Да и флотским не мешало бы что-то у себя на палубе нарисовать…

— Прикажите все же вымпел?

Но эсминец уже остался за кормой.

В три часа по полудни дирижабль отшвартовался на летном поле.

Погода стояла безветренная. С дирижабля сбросили троса. Их закрепили в лебедках, притянули летучий корабль к земле.

Еще находясь в воздухе, Сабуров из гондолы спросил у солдата около лебедки:

— Аэропланы Данилина и Брусина прибыли?..

— Никак нет. Не прибывали-с!

— Странно… У них запас должен быть по времени… Скорость больше, да и лететь должны прямиком.

— Прикажите «Вечную память» батюшке заказать?

— Типун тебе на язык! Здоровенный типунище такой. До утра доживем — тогда и заупокойную…

Затем не то обедали, не то уже ужинали. Делали это в тишине, не повышая голоса, словно на поминках. Повода для веселья особо и не было.

Неясно было, справилась ли команда дирижабля с заданием, насколько серьезно повреждены миноносцы. Следовало ждать подтверждения от разведки. Зато два офицера авиаотряда пропали без вести.

Затем разошлись по летному полю. Выглядывали: не появятся ли на востоке русские аэропланы.

Устав ждать, расходились по палаткам отдыхать. День выдался долгим, тяжелым…

Сабуров же не спешил писать рапорт: если станет известно, что за линией фронта пропал Данилин — неприятностей не обобраться.

И уже в сумерках над летным полем раздался ровный рокот двигателя.

Сидя в палатке по стуку двигателя Сабуров определил:

— «Руссо-Балт»… Андрюха!..

Выскочил наружу — и действительно, со стороны реки на посадку заходил «Сикорский» Данилина.

Аппарат коснулся летного поля, покатился по нему… Доехал прямо к палаткам. Пилот отстегнул ремни, устало выпрыгнул из кабины.

— Андрюха?.. — крикнул кто-то. — Жив?.. А мы-то и не ждали уже! Как ты?

— Есть хочу — невообразимо! — улыбнулся Андрей. — Давайте украдем у казаков лошадь, зажарим ее и съедим. А если что, свалим на цыган.

— Андрюха! Где ты так долго шлялся?..

— С курса сбился, едва дотянул до линии фронта. Сел на картофельное поле — так свои же и обстреляли. Пока нашел газолин, пока заправился… Взлетел… И тут вспомнил, что забыл на земле перекусить. Ну не возвращаться же из-за такого пустяка назад?..

— А где Брусин?..

Андрей мгновенно стал серьезней, серее лицом.

— Погиб…

— А может…

— Никаких «может». Разбился вдребезги…

И вдруг посмурнел, словно сбили его самого.

  …Но печаль не затянулась. Как водится за плохим следом шло хорошее.

Когда дирижабль еще висел в небе над Данцигом, в авиаотряд пришла полевая почта. В письме к своему мужу Аленка сообщала, среди прочего, ждет ребенка.

Результаты

Скрыть налет не было никакой возможности. От взрыва во всем городе вылетели стекла даже в будильниках. Кареты скорой помощи развозили раненых по больницам до поздних сумерек. И в течение недели на кладбищах появился целый квартал с новыми могилами.

В городе имелись журналисты, просто обыватели из других, нейтральных стран. И очень скоро газеты всех стран пестрели заголовками вроде: «Избиение в Данциге» и «Рейд русского воздушного флота».

Немецкие же газеты писали о варварском терроризме и твердили про неотвратимость возмездия. Впрочем, признавали потерю транспорта, двух миноносцев и повреждение еще двух судов. Писали о сбитом русском авиаторе, похороненном со всеми почестями. Упоминали и о сбитом Данилиным «Шукерте».

Вышла целая серия патриотических открыток «Налет дирижабля «Генерал-адьютант Скобелев» под командованием капитана первого ранга Сабурова на Данциг».

На целых трех открытках был изображен «Сикорский» Данилина: вот он вылетает из-под чрева дирижабля, вот — сбивает германский аппарат, вот, наконец, пролетает над линией фронта. Последняя была, пожалуй, самой фантастичной: на ней германцы палили по аппарату, а русские солдаты самолет штабс-капитана приветствовали, подбрасывая фуражки. Разумеется, все это было неправдой: пролет «Сикорского» над позициями войск обошелся без стрельбы. Данилин вел машину очень низко, поэтому аппарат, вылетевший из-за леса, стал для солдат полной неожиданностью.

И Сабурову, и Данилину приходили целые мешки писем. Андрей находи в них щедро надушенные листки писчей бумаги, часто — фотокарточки, на которых корреспондентки были изображены во фривольных нарядах и позах.

Прочтя по диагонали, Андрей отдавал письма Сабурову.

Тот же подходил к делу серьезней. Он отвечал часто и за Данилина, украшал стены своей палатки фотокарточками, имел целую карту, на которой отмечал местожительство корреспонденток.

И, очутившись с оказией в том или ином городе, наносил даме визит.

По причине знаменитого рейда поступил приказ: «Скобелеву» вместе со всем экипажем, участвовавшем в налете, идти в Гатчину.