Литерный эшелон

— Немецкий шифроблокнот! — пояснил Попов. — Страницы пропитаны какой-то дрянью, как бы не селитрой — сгорает в мгновение ока!

— Не пойму я… — признался Андрей.

— Чего же?

— Соорудить симпатические чернила для докторессы не представляло никакой сложности. Она могла купить в местной лавке любые химикалии из тех, что имелись в наличии. А даже если ничего не подойдет, можно написать письмо, к примеру, молоком или лимонным соком. Или даже мочой… Отчего она просто не писала письма. А она вот возилась с передатчиком, с генератором?

— Так местность здесь сомнительная! Все под надзором! Начала часто письма слать — так сразу попала бы под подозрение. А что если письмо попадет по адресу? Ведь наверняка напутают, потеряют, а то и отнесут его туда, куда очень бы не хотелось. Может, стоило ранее попытаться выписать почтовых голубей. Но пока их сюда довезут — половина подохнет. Пока произойдет что-то существенное оставшиеся или помрут или забудут дорогу. Ну а того, кто все же доживет, слопают на подлете к Волге. И это в лучшем случае…

— А пианино это сюда тащить проще?..

— Не проще. Зато действеннее… Хотя вот сейчас… Сугубо не повезло им…

Последний день «Ривьеры»

«Уголек» ушел от лагеря и скоро вернулся еще с двумя баржами.

Подвел по течению их ближе к лагерю: короткое сибирское лето подходило к концу. В верховьях уже шли дожди — в реке заметно добавилось воды.

Экспедиция подходила к своему закату. Все, что можно было извлечь из корабля, было предварительно сфотографировано, описано, уложено в аккуратные коробки. Коробки сии арестанты отнесли на баржу…

Подпоручик Шульга отбил в столицу последнюю телеграмму, разобрал и упаковал передатчик, снял с дерева антенну.

Затем сама тарелка была разобрана. Сие изначально представлялось Грабе невозможным. Но Беглецкий сделал необходимые чертежи, выписал из Санкт-Петербурга несколько переделанную бунзеновскую горелку…

Инопланетный металл, оказался тугоплавким, но не до такой степени, чтоб его нельзя было разрезать.

— А что тут такого? — говорил Беглецкий. — Все равно ей не летать. Нам проще построить свой, нежели этот отремонтировать.

— В самом деле?.. — заинтересовался Грабе.

— Истинно вам говорю!.. У меня уже имеются некоторые свои мысли. Если вам любопытно…

— Безумно интересно. Впрочем, отложим…

Для перевозки отсеков инопланетного корабля использовали как летучий кран — дирижабль.

Дома разобрали, бревна, составлявшие их ранее, сложили в безобразные поленницы, ученые заняли свои места в каютах дирижабля.

С удивлением Андрей узнал, что он отправляется не с грузом, а с учеными.

— Планы меняются, — сообщил Грабе. — Летите в Петербург.

— Почему? — ахнул Андрей. — Но раньше…

Хотя мгновением позже подумал: это ведь здорово.

— Раньше вы должны были сопровождать Марию Федоровну, — пояснил Грабе. — Теперь в том надобности нет…

— Передадите мой меморандум генералу Инокентьеву.

И штабс-капитан подал увесистую папку, запечатанную сургучом.

Андрей подумал, что это все, но ошибся.

— Если с дирижаблем начнется коллизия… Крушение… — пояснил Грабе. — Тогда папку вы должны уничтожить. Лучше сжечь. Возьмете с собой штормовые спички.

— Но Михаил Федорович воспрещает брать на борт…

— Это приказ.

Андрей кивнул.

Арестанты опасались расстрела, но свои страшные пулеметы Попов чуть не демонстративно отправил на буксир.

От этого кандальные, недавно думавшие поднять мятеж, приутихли, у них появилась надежда, что опять повезет.

Затем их повели к реке, будто к баржам.

Место на борту будто было, и каторжников это не встревожило.

Они двинулись будто даже с охотой…

Давным-давно еще во времена мамонтов, здесь проползал ледник, он тянул в себе огромную каменную глыбу, которая словно гигантский плуг вспахала землю. Затем, на той стороне реки, которой тогда еще не было, ледник отчего-то остановился, а после и растаял. Камень остался лежать где-то там, в лесах.

Дорога из лагеря шла через тот самый овражек, что остался от ледника и камня.

Арестанты проходили его десятки раз, и подвоха не заметили, когда охрана пропустила колонну вперед.

Будто у выхода из оврага их ждали другие конвоиры, но вдруг грянул револьверный выстрел. Казаки, предупрежденные ранее, спрятались, залегли, кандальные переглянулись. Какие мысли у них промелькнули в ту последнюю секунду — никто не знал.

Громыхнул взрыв. Овраг наполнился смертью, арестанты рухнули, посеченные осколками камней. Выстрелы винтовок довершили дело. Раненых было немного: с борта дирижабля Андрей расслышал лишь три выстрела.

Потом грохнул еще один взрыв, обрушивший стены оврага. Арестанты оказались похоронены.

Андрей прислушался к себе: никаких чувств не было. Хотя, может быть, это старость? Сердце черствеет?

Паче, ученые, собравшиеся на палубе дирижабля отнеслись к расправе иначе.

— Убивать — нехорошо! — заявил Беглецкий.

— Даже если они убийцы? — полюбопытствовал Сабуров, разглядывая остатки лагеря в бинокль.

— Тем более — тогда ведь люди не увидят между вами разницы! Убивать — негуманно!