Литконкурс 'Тенета-98' (сборник рассказов)

Глюк пошарил в своем портфеле и извлек оттуда стол, сервированный под фрукты, а вслед за этим и огромную вазу, полную всевозможных плодов. Жаркий полдень не располагал к большему, а вот розовая мякоть арбуза сделала его малость попрохладнее. В центре стола Хайнер поставил на ребро большое серебрянное блюдо, пустил по его ободку виноградину и таким образом организовал телевизор, настроенный на CNN. Но там показывали только изуродованный Парфенон и родосского истукана, а значит джинн на сегодня покуда ограничился этими двумя безобразиями.

У меня была мысль, и я ее думал: семь чудес света - это конечно хорошо, но проследить ход мыслей Аль-Халиди невозможно, а значит нельзя предугадать, где он окажется в следующий раз, и что он еще натворит. Вот если бы ему как-нибудь внушить некую мысль, направив его в такое место, где бы мы его уже ждали- Но ведь он - хитрая бестия, осторожный, так просто этот номер не пройдет. А может, и пройдет, если наоборот действовать нарочито топорно, ведь в этом случае он может решить, что это не мы, поскольку мы не стали бы настолько уж лезть на рожон. Не правда ли, рассуждения похожи на те, которыми Винни-Пух обосновывал предложенную им конструкцию хитрой ловушки для слонопотама?

Так или иначе, взгляд мой уперся в надпись краской из баллончика на одной из скал, окружавших бухточку. Угадайте с трех раз, что за надпись. Ну конечно же, по-русски: "Здесь были Федя и Юля." Кто еще кроме русских мог, рискуя сломать себе шею, забраться на этот уединенный пляж? Кто еще кроме русских мог, рискуя нарваться на штраф, так бездарно оставить память о себе на несколько лет, пока не выцветет краска? Но в любом случае, хоть эти Федя и Юля и неправы, что испачкали скалу, спасибо им за поданную мысль.

- Хайнер, у тебя в портфеле нету краски в баллончике? Какойнибудь едкий оттенок попротивнее.

У Глюка в портфеле есть абсолютно все, разумеется, нашлась там и краска.

- Зачем это, Иван? - удивленно спросил Ежи.

- Хочу послать Аль-Халиди анонимное приглашение. Не все нам за ним бегать.

Сквозняк только пожал плечами, состроив на лице скептическую мину. Ну, ничего. Пусть хмурится, пусть даже затея и не выгорит, но бетонного Колумба даже надпись на лбу не испортит: все равно хуже уже некуда, а так наоборот, получится хоть некий комический эффект. Вот я и отправился наверх, сотворив себе дверь в отвесной скале, той самой где была надпись, прямо в тулью истукановой шляпы. Ну и вид оттуда, доложу я вам! Горы на островах в Эгейском море удивительно хороши с птичьего полета, это я успел заметить еще когда мы летели в Трою два года назад, но тогда дело было вечером, а сейчас, при свете яркого полдня, это просто чудо!

По колоссальным полям Колумбовой шляпы можно было, пожалуй, устроить легкоатлетический забег. Вот только ветер норовил сдуть вниз, тем не менее я практически не рисковал: в крайнем случае успел бы превратиться в дым. Ядовито-розовыми аршинными буквами я вывел на бетонной тулье: "Здесь был Яша Брюс с Сухаревской Площади, Москва." А что? Как на бескозырке, у которой все на лбу написано. В конце концов, Колумб ведь был моряк. Только бы ибнХуссейн намек понял- Хотя, похоже он в курсе того, что творится в технологическом мире. Холодильник, что ли, позволял ему прослушивать эфир? Он ведь, как любой электроприбор, в состоянии улавливать радиоволны, другое дело, что холодильнику от радиоволн ни жарко, ни холодно

Довольный собой, я вернулся к своим товарищам, которые от фруктов перешли к чаепитию, и соответственно на столе возвышался кремовый торт, при виде которого я еще раз мысленно воскликнул: "Эврика!" -==XI==

Как сформулировала бы моя разлюбезная теща - костяная нога, Вы, конечно, будете смеяться, но подлетая к Москве, предчувствия меня так-таки не обманули. Я это понял даже не по пробкам на Садовом кольце, ведь пробки на Садовом кольце - это явление природы, столь же неотвратимое и столь же постоянное, как наступление после захода Солнца темного времени суток. Но над ярко освещенной майским полднем Москвой лишь в одном единственном месте маячила небольшая по площади но весьма угрюмая грозовая туча, и торчала она как раз над Сухаревской площадью, а под ней в нагнанном облаками пятне неестественно густого сумрака виднелось белокаменное по малахитово-зеленому кружево Сухаревой башни - прекрасного здания, восстановлением которого гордился бы нынешний московский мэр, имей он к этому хоть малейшее отношение, а также, в соответствии с намеком, который, судя по этой грозе местного значения, был правильно понят Аль-Халиди - мистическая обитель мрачного чернокнижника Якова Брюса, раскладывающего в башне по ночам пасьянсы человеческих судеб. И со своим стремлением к гротесковому преувеличению деталей, сам джинн, в образе старого колдуна, должен здесь быть, без этого наверняка не обойдется! Дождаться бы полуночи, когда он разложит свои засаленные карты