Читаем Литконкурс 'Тенета-98' (сборник рассказов) полностью

Небо -- нараспашку, горизонты упрятаны за деревянными трибунами. Я на центральном стадионе. Ноги привели, не спрашивая команд и разрешения. Впрочем, загадок тут особых нет, дорожка -знакомая, мы частенько забредали сюда с Маришкой. Позагорать, когда никто не видит, попрыгать в яму с песком, вволю помахать теннисными ракетками. Но нынче не позагораешь. Да и вид стадиона крайне неопрятен. Две трети скамеек сожжены, тут и там выглядывающий из талого снега мусор. Вместо синиц и воробьев -смуглое племя воронов, по земле вьются какие-то лохматые кабели, все во власти молодых ватаг. Одни ползают по электронному табло, выкручивая уцелевшие лампочки, другие гоняют по снегу в футбол. И еще одно веяние времени: традиционные парочки вытеснены тройственными союзами. В качестве планеты -- парень, в спутницах -пара размалеванных пигалиц, чуть реже наблюдаются иные расклады. Ничего не попишешь, новые времена, новые отношения.

По гаревой дорожке бредет пьяненький милиционер. Ростику крохотного -- что называется "метр с кепкой". Резиновая дубинка волочится по земле, однако походка -- царственная, хозяйская. Стадион -- его нынешний боевой пост. Веселящаяся шантрапа поглядывает на блюстителя с веселым недоумением. Вот страшно-то!..

Наклонившись, черпаю в пригоршню липкий снег, катаю в крепкий ком. Шлеп! И мимо столба. Да я в него и не целился. Вообще никуда не целился... Невдалеке от меня дети с азартом раскладывают костерок, вкатывают в него автомобильную шину. То-то будет дыма! Самые сметливые незаметно подкладывают в огонь капсюли, проворно отбегают. Треск, грохот, хохот. Что ж, дети -- это наше завтра. Возможно, они и есть мое будущее? Согласно тому же гороскопу? Может, и так...

Становится зябко, кажется, и ноги совсем промокли. Бреду к выходу, спотыкаюсь о какие-то камни, балансирую руками на краю свеженьких траншей. Надо бы глядеть в оба, но глядеть хочется совсем в иную сторону -- настолько иную, что одним прыжком я перемахиваю через широченный провал, бодро взбираюсь по глинистому склону. На чудом уцелевшей скамеечке стройная фигурка. Девушка в профиль. Одна-одинешенька. И личико как раз в моем вкусе. Жаль, что именно тогда, когда сил уже нет. Ни на чарующую мимику, ни на обольстительные беседы. День на исходе, праздничный шарик -- не больше яблока и весь в старческих морщинках. Вышел воздух. Иссяк. Просто приближаюсь и сажусь рядом.

-- Здравствуй.

-- Привет.

Голос девушки сух, однако особого отвращения не чувствуется.

-- Весь день тебя искал. Честно-честно.

-- Меня?

-- Конечно, -- я чуть придвигаюсь и кладу голову ей на колени. -Столько кругом женщин, ты не поверишь! -- и все чужие.

-- Да ну?

-- Наверное, я уже никого не смогу полюбить. Я дурак и однолюб.

-- Ну да?

Она не говорит, она просто переставляет слова: "ну да", "да ну", но мне и этого достаточно.

-- Да, однолюб, и в этом, если хочешь знать, моя трагедия.

-- Хочу, -- Маришка гладит меня по голове, тихо добавляет: -- И моя, наверное, тоже.

Я закрываю глаза и вижу жучка, оказавшегося вдруг на кончике былинки посреди зимы. Вот где тоска-то! И хорошо, что жучки этого не понимают. Или все-таки понимают?

Так или иначе, но гороскоп сулил встречу, и встреча состоялась. Именно сегодня и именно с будущим. Был жучок, да весь вышел. И в канализационных катакомбах мне, видимо, не жить, бирюзовые глаза не целовать. Мое будущее -- вот оно, рядом. В вязаной шапочке, с чуть надутыми губами.

А завтра... Завтра гороскоп обещал мне финансовую удачу, внимание близких и отличное самочувствие. Прямо с самого утра. Но я не обольщаюсь. Слишком уж жирно. Наверняка заработаю острое респираторное заболевание, Маришка сготовит селедку под шубой, и кто-нибудь ласково попросит в долг. И пусть. Что с того, если это только завтра, а пока, слава Богу, еще сегодня.

г. Екатеринбург, 1998 г.

ОСТРОВА В ОКЕАНЕ

-- Люди обязаны быть сомножествами, понимаешь?

-- Какими еще сомножествами?

-- Ты геометрию помнишь? В школе должна была проходить.

-- Наверное, проходила.

-- Ну вот. Тогда рисую. Это одно множество точек, а это другое. -Герман карандашом изображает на вырванном из тетради листе пару овалов. -- Видишь? Сомножествами они станут, если будет соприкосновение. То есть часть точек окажется принадлежащей обоим множествам.

-- Это у тебя какие-то облака, а не множества.

-- А что такое облако? Тоже множество точек.

-- Почему точек?

-- Тьфу ты!.. Я ведь условно говорю. Ус-лов-но! Множеством что угодно можно назвать. Вот ты, к примеру, тоже множество. И я множество. Если бы мы были сомножествами, у нас нашлись бы общие интересы, общие темы.

-- А у нас их нет?

-- У нас их мало.

-- Почему?

-- Откуда я знаю, -- голос у Германа расстроенный. -- Я из кожи вон лезу, чтобы как-то все склеить. Жизнь нужно связывать, понимаешь? Узелками. Я к тебе петельки выпускаю, ты встречные должна выпускать. Вот и свяжем семейный свитер.

-- Свитер?

-- Ну, не свитер, -- что-нибудь другое. Не в этом дело. Это я к примеру говорю. Образно.

Ирина, не отрываясь, смотрит на него. Глаза у нее красные, чуть поблескивающие, и Герман старается в них не глядеть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза