Литораль (ручная сборка)

Она видела себя со стороны — шикарную, румяную, между жаровней и холодильником, в белом кителе повара, рассказывающую неразумным телезрителям, что и в какой последовательности им нужно нашинковать, добавить и отправить в разогретую печь.

В тот день она готовила утку в лавандовом соусе. Утка была тощая, синеватая, а лавандовый соус тем более глупо смотрелся на этой кухне, но Хлоя старалась — двигалась плавно, но быстро, напевала что-то себе под нос, футболка с длинными рукавами и треугольным вырезом смотрелась небрежно и сексуально.

Душнила пришел на кухню выпить чаю — любил иногда перед ужином заморить червячка. Он сидел за ее спиной, прихлебывал свой чай, грыз сушки и скользко любовался ею близорукими глазами.

Наконец он дохлебал и встал, и Хлоя даже успела ощутить забытую с утра угрозу, ее передернуло, но она продолжила осторожно засовывать в разрезы на коже утки тонко нарезанные дольки чеснока.

Душнила положил руки на ее плечи и миролюбиво спросил:

— Что готовишь?

— Утку, — сдержанно ответила Хлоя, продолжая раздвигать пальцами холодную утиную плоть.

— Мм, — промычал Душнила и вдруг поцеловал ее в незащищенную шею.

Хлое захотелось кричать и бежать, а еще бить, но она сдержала себя и тихо сказала:

— Мешаешь.

Душнила вроде бы отошел на мгновение, но тут же подался к ней, схватил руками за талию, прижался всем своим рыхлым телом.

— Не могу, — шептал он ей в волосы горячими от чая губами. — Не могу, ты такая красивая…

— Не сейчас, — строго сказала Хлоя.

— А когда? — обиженно спросил Душнила. — Как раз никого нет. Когда у нас вообще в последний раз было?

Хлоя пожала плечами.

Утку нужно было отправлять в духовку.

В уме она продолжала свой прерванный Душнилой монолог: разрежьте утку вдоль и раскройте ее, как книгу. Это поможет ей лучше пропитаться маринадом и приготовиться равномернее…

— Так когда? — Душнила стоял над душой.

— Я не считала, — спокойно ответила Хлоя.

— А я считал. Последний раз был пару месяцев назад.

— Ясно.

— Что тебе ясно?

— Я готовлю, Толя.

Душнила, как ребенок, упрямо дернул Хлою за локоть — она чуть не выронила прихватку.

— Идем сейчас!

— Я. Готовлю, — железным тоном отчеканила Хлоя, глядя куда-то сквозь него.

— Ты пьяная, что ли? — изумился он.

— Не пьяная. Выпила. Ну что ты пристал?

— Пьешь с утра. Со мной не спишь. Офигела совсем.

Хлоя вдруг вытаращила на него глаза и ударила ладонью по заставленной всяким хламом поверхности стола, отчего все вдруг задребезжало и затряслось:

— А почему, Толя, я должна? Почему, скажи, пожалуйста, я должна, например, с тобой спать и не должна пить?

— А сама как думаешь? — спросил растерявшийся Толя.

— Я думаю… — сказала Хлоя, вновь поворачиваясь к доске с уткой, прихваткам и ножу. — Я тебе сейчас расскажу.

Она прошла в зал, достала из шкафа старый кувшин, напоминающий работы Арчимбольдо, выудила из него бутылку, присосалась к горлышку. Потом вернула все как было и, вытерев руки о фартук, как будто успела их чем-то запачкать, прошла мимо остолбеневшего Толи на кухню.

— Итак, мы с вами сделали все, что нужно, — сказала Хлоя, поглаживая прихватку, распластанную на столе. Душнила внимал. — Разогреваем духовку до 180–200 градусов. Смазываем форму для запекания растительным маслом. Выкладываем утку в форму. — Она показала Душниле керамический лоток. — Запекаем утку в духовке примерно полтора-два часа, в зависимости от размера.

— Ты совсем уже, да? — Душнила сжал кулаки. — Издеваешься?

Хлоя молча поставила лоток с уткой внутрь горячей духовки.

Душнила крепко взял ее за запястье и потащил в спальню.

— У тебя два часа есть, я так понял.

Хлоя шла тихо, почти не сопротивляясь, пусто глядя перед собой.

— Раздевайся, — сказал Душнила и начал стягивать майку со своего рябого живота. — Давай быстренько. Пока мы одни.

15

Больше всего ее убивала бесконечная смоляная мгла. Тьма, которая не рассеивалась. Больше всего ей хотелось утра, рассвета, косых неуверенных лучей, солнечных пятен на полу. Анна просыпалась условным утром, выныривала из тьмы в тьму, смотрела, как на кухонном подоконнике задыхаются, рвутся вверх из последних сил бледные комнатные цветы, как вытягиваются их стебли в надежде добраться до света. Она заказала им лампу на «Вайлдберриз», и теперь по ночам мучило блядское розовое свечение, напоминающее о борделях, и от этого становилось тошно.

В начале третьего зимнего месяца Анна заболела. «Ходила курить голая на балкон, и вот», — поставил диагноз Толя, и она взвилась кострами: «Уж лучше бы ты пожалел меня, чем упрекать!» Вечером Толя обнаружил заботу.

— Ложись, — скомандовал он.

— Куда? — хрипло спросила Анна, которая в этот момент крутилась на кухне с тарелками возле раковины.

— Буду тебя лечить, — сказал Толя. — Давай, давай, ляг.

Анна покорно легла на живот, лицом в подушку, как будто он собирался делать укол.

— Нет, — сказал Толя авторитетно. — Перевернись.

Анна легла на спину, теперь она видела перед собой пять рожков пожелтевшей люстры и пыльные углы потолка.

— Тут две лампочки перегорели, — зачем-то сказала она.

— Потом, — отмахнулся Толя, который возился с чем-то на полу.