Литораль (ручная сборка)

— На-а-а-айс, — отреагировала она. — Ты быстро научишься!

— К-к-класс, — неуверенно сказал он сам себе. И добавил в чат: «Но как пидор».

— А что такого, — пожала плечами Дженни. — В Питере все так ходят. Парни и ногти красят, и брови корректируют. Тебе бы, кстати, не помешало.

Наум удивленно посмотрел в зеркало на свои брови.

— Чего делают?

— Ну выщипывают, чтобы линия была тонкая. Я тебе покажу.

Дженни пощелкала ногтями по экрану и показала инстаграм2 какого-то парня. У того и правда были и ногти черные, и глаза подведенные, а еще длинная нитка бровей — ну пидор пидором.

— Фу, — для проформы сказал Наум, но как-то неуверенно.

— Ну мне-то можешь не пиздеть, — с улыбкой ответила Дженни, и Наум не понял, о чем она говорит.

— Чё?

— В Питер тебе надо, Наумчик, — сказала Дженни. — Смотри!

Она провела пальцем по его скулам — сначала по одной, потом по другой, — и его лицо заблестело улиточным перламутровым блеском, а сверху проступили блестки, переливаясь то зеленым, то синим.

— Там таких, как ты, много. Серьезно говорю.

— Я стендапером быть хочу, — зачем-то сказал вдруг Наум.

— А ну-ка пошути! — засмеялась Дженни, и Наум как-то сразу сдулся, судорожно вспоминая шутки.

Но Дженни его спасла.

— Да ладно, шучу я. Я тоже стендапер, ага?

И они рассмеялись. Наум мог поклясться, что слышал этот смех прямо вот тут, в гараже, и не сам же он, в конце концов, себя разукрасил клоуном, это она, Дженни, и она же, шутя, столкнула его со стула, а он схватил ее за руку, и они упали на топчан, который стоял сзади, попадали, прямо как кегли. И дальше стало темно, и Наум положил телефон на грудь, а сам расстегнул молнию на джинсах, как будто это сделала Дженни, и в это мгновение он видел перед глазами ее лицо — серьезное, и фиолетовые стрелки, и она не сняла ботинки, вообще ничего не сняла, потому что он этого никогда не видел и не мог представить, зато рука — рука у нее была замечательная, это точно, и она спросила его: хочешь вот так? И Наум ответил: хочу, и она засунула руку ему в трусы, и там что-то такое делала, отчего в гараже вспыхнули звезды — прямо на потолке, среди паутины и ржавых гвоздей. А может, на этих гвоздях они и держались.

И сразу после Дженни сказала:

— А если серьезно, Наум, тебе обязательно надо попробовать со стендапом. У тебя получится.

Наум вытер руку об куртку с внутренней стороны, приложил ладонь к невидимому козырьку и напечатал в чат: «Есть».

На следующий день Дженни сказала ему, что он может повысить ставки и пойти на шмот.

— В смысле пойти? — спросил Наум.

— Ну ты понял, что воровать легко. Точно так же, как банки, ты можешь брать и другие вещи.

— Как?

— Снимай в примерочных магниты. Выбирай магазины с кассами самообслуживания и половину не пробивай. Оставь старые шмотки в кабинке, а в новых выходи. Да мало ли вариантов.

— Но как выходить? Магниты же будут пищать.

— Всему тебя учи) Тебя, что, в гугле забанили? Чтобы не пищали, надо их фольгой оборачивать в несколько слоев. А вообще просто снимай их, и все. Их зажигалкой можно снять.

— Как это?

— Кину туториал.

Что я делаю, спрашивал себя Наум, стоя в сверкающей примерочной в джинсах, которые явно были ему не по карману. Что я делаю, спрашивал себя Наум, доставая из рюкзака фольгу. Обычно мать просто заказывала ему все с доставкой в пункт выдачи и отправляла мерить. Ему даже в голову не приходило, что можно поехать в большой ТЦ и выбрать что-то самому.

Отправил фото Дженни.

«Крышесносно!»

Сердце билось очень быстро. 137 ударов — показывал фитнес-браслет.

14

Зависимость Хлоя ощущала как необходимость. Любой алкоголь — а чаще всего вино или коньяк — был нужен ей как топливо. Казалось, что, если не выпьет, у нее перестанет получаться все, что она умела, — начиная от приготовления навороченных блюд на узкой Анниной кухне, заканчивая танцами в кафе на углу или даже открытыми уроками, когда приходит Усатая.

Выпив, Хлоя обретала себя. Она не просто могла в этом состоянии многое, она чувствовала, что умеет это и, что самое главное, имеет полное право и готовить, и танцевать, и вообще быть на своем месте.

Выпив, Хлоя не ощущала давления: как будто все то, что обычно требует от женщины деятельного участия — семья, дети, сослуживцы и сам непосредственно мир, — больше не стремится что-то забрать у нее, скорее наоборот, предпочитает давать.

И Хлоя брала.

Любовь, обожание, время. И легкость — самое главное, легкость. Невесомую и невидимую способность следовать своему сердцу.

Это привлекало внимание и впечатляло.

Однажды Хлоя, вернувшись с работы, напевая что-то, готовила на Анниной кухне. В этом узком пространстве в четыре метра, где с одной стороны стоит стол, а с другой — кухонный гарнитур с облупившимися углами, Хлоя представляла, что перед ней не заляпанная рабочая поверхность, на которой едва помещается разделочная доска, окруженная сахарницей, солонкой, таблетками и грязными стаканами, а большая и блестящая, из кулинарных шоу. Что перед ней не типичная кухня типичного блочного дома, а просторная «кьюзин америкэн» с барной стойкой, окном и большим духовым шкафом.