— Могу! — прошептала Агне. — Я все могу, только боюсь, что ты, Спин, соблазняешь, как Зигмас-Мариюс, зовешь, а куда, бог знает. Одно у вас на уме — беги! Не оставайся в Тауруписе…
Она разгладила листок и принялась читать дальше:
«…Да и что это за дом, если здесь должны умещаться такие непохожие люди: раздутый отцом, словно мыльный пузырь, вундеркинд Лиувилль, ни о чем серьезно не задумывающаяся, но в любой момент способная потерять рассудок младшая сестренка, отец с его всесокрушающей волей, мать — школьный муравей-трудяга, безумная антипамять Тауруписа тетя Марике… И все они — Каволюсы! Ковали, кузнецы… А мне кажется, мы теперь никто. Были ковалями, как люди вспоминают, даже хорошими ковалями были! Впрочем, на самом деле хорошим кузнецом был, пожалуй, только мой прадед Матас Каволюс, прозванный Смолокуром. Такие хитрые штуковины в своей кузне создавал… И вообще золотые руки у него были: пытался не только деготь из пней гнать, но и железо из здешней болотной руды плавить! А поглядела бы ты, Мари, какие флюгера сделал он для беседок в лафундийском парке! «Подпись на ветру», вот что они такое, а ведь когда ковались? В то время в Тауруписе еще никто на бумаге-то подписаться не умел! А у нынешних Каволюсов лишь последние росчерки этой подписи. Вот, к примеру, похожий на китайский иероглиф — это подпись его величества Йонаса Каволюса, а закорючки, напоминающие другой иероглиф, — мой шаг к более поэтическому восприятию мира, у третьей подписи, похожей на крест из двух мышиных хвостов, рыдает женщина, ибо разве бывали в нашем роду женщины, хоть на грош счастливее Агнешки Шинкарки, моей прабабки, воспитанницы и жены Матаса Смолокура?..»
— Нет, Спин, неправ ты! — Агне снова прервала чтение, аккуратно сложила листки, сунула их в конверт и повернула к кухне, где готовили кормосмеси; там был телефон, а она вспомнила: надо позвонить механику Бейнарису, сообщить, что у них испортился транспортер для уборки навоза. — Нет, Спин! Я буду счастливая. Говори что хочешь, пиши что хочешь, а я буду!..
Агне не на шутку рассердилась на брата, словно угадавшего ее постоянную мысль, связавшего ее судьбу (будущую!) с судьбами Агнешки Шинкарки, тети Марике и всех других женщин из рода Каволюсов. Что теперь подумает эта Мари о ней, Агне?