Ту же статью читаем и в полоцком привилее 1511 г., вообще весьма близком к витебскому. В привилеях других земель этого нет. «Добросовестные» историки склонны заключать отсюда, что так называемое «участие населения» в назначении воевод проявлялось только в некоторых землях. Но не значит ли это преувеличивать полноту ратификации местных прав в привилеях? Ведь право бояр «держать» волости упомянуто лишь в смоленском и киевском привилеях, но практика эта знакома нам и в Витебской и в Полоцкой землях, как существовала она в Галичине еще в долитовский период.
Если уже при Витовте остальные земли-аннексы поставлены были в определенную связь с центральной великокняжеской властью через наместников (воевод), то положение по отношению к виленскому центру Волыни и Подолии оставалось весьма сложным и спорным. До 1382 г. (приблизительный год смерти Любарта Гедиминовича) Волынь — особое «великое княжение», которое нет основания мыслить в составе «Литовско-Русского государства». Через 10 лет, в 1392 г., Витовт выгнал с Волыни Федора Любартовича, получив Луцк и Владимир-Волынский в личное пожизненное владение от Ягайла.
«Витовт, — так формулирует это отношение профессор Леонтович, — владел Волынью в зависимости от короля на таких же основаниях, как и всей Литвой, основаниях, формулированных Городельской унией»{94}
.На таких же основаниях, но возникших особо, независимо от передачи Витовту великого княжества, Витовт такой же «великий князь Волынский», каким был Любарт. С 1393 г. таково же положение его на Подолии, сперва восточной, так как западную Ягайло отдал Спытку, воеводе краковскому. Потом Витовт эти владения свои держал через наместников и старост. И это его владение южнорусскими землями позволило бы игнорировать формальное отличие — ив порядке и во времени — приобретения им власти на Волыни и на Подолии, если бы особое положение этих земель не было сильно подчеркнуто событиями второй половины XV в. и не сознавалось до такой степени людьми того времени, что, например, летописец называет подчинение Сигизмунду Кейстутовичу Полоцка и Витебска вокняжением его «на великом княжении на Литовском и Русском», несмотря на то, что Волынь и Подолия оставались вне его власти.
Чтобы несколько разобраться в этом вопросе, мне и необходимо обратиться к помянутым событиям второй половины XV в., сильно потрясшим все Литовско-Русское государство. Потрясение это довело дело до полного распада сложившейся при Витовте концентрации власти, поставило ребром вопрос о политическом единстве земель Литовско-Русского государства и исходом своим положило новое основание государственному его единству в создании общего литовско-русского сейма.
Описание административного строя Литовско-Русского государства, изложенное выше, не замыкалось в пределы времен Витовтовых. Оно отражает положение, выросшее на заложенных Витовтом основаниях после кризиса, в конце XV и начале XVI в. Но теперь своевременно будет обратиться к основным явлениям этого кризиса, чтобы яснее понять характер устоев, на которых опиралась литовско-русская государственность.
Из данных, уже изложенных, видно, до какой степени уцелела замкнутая в себе организация отдельных земель Литовско-Русского государства после подчинения их власти великого князя виленского. Можно сказать, что все эти земли остаются отдельными землями-княжениями и после того, как князем для каждой из них оказывается великий князь, сидящий в Вильне и Троках.
Их отношение можно сравнить с отношением Московского государства и Великого Новгорода или Пскова в ту пору, когда устанавливается признание новгородским и псковским великим князем великого князя московского, хотя, конечно, вмешательство виленской центральной власти во внутренние отношения земель и более значительно, чем вмешательство московской власти в новгородские или псковские дела до падения «вольности» этих вечевых областей. Стоило заменить наместника-воеводу князем, облеченным самостоятельными владетельными правами, и любая из этих земель без ломки внутренних отношений могла бы оформиться в удельное княжество законченного типа.
При таких условиях трудно говорить о государственно-правовом единстве территории Литовско-Русского государства как целого. Обособленность отдельных земель была слишком значительна. Каждая из них была не только административной единицей. Каждая из них при полном отсутствии общего законодательства жила своим местным правом, своей «стариной», и ревниво охраняла неприкосновенность своей территории от каких-либо отрезок отдельных волостей к соседним землям.