Литовское государство. От возникновения в XIII веке до союза с Польшей и образования Речи Посполитой и краха под напором России в XIX веке

Из степеней родства только 1-я и 2-я степени не дозволяли вступать в брак, и даже пасынки имели право жениться на мачехах. Если же умирала жена и оставляла мужа бездетным или, наоборот, умирал муж и оставлял жену бездетною, то оставшиеся в живых обязаны были вступить в новое супружество для продолжения рода. Если жена при жизни мужа нарушала супружескую верность, то ее сжигали на костре, так же поступали и с мужьями.

Как сватовство совершалось у древних литовцев, мы не знаем. Знаем только то, что невеста, после сговора, постоянно сидела дома и занималась домашнею работою, то же самое и жених делал; они даже редко виделись между собою.

Накануне брака подруги невесты с вечера собирались к ней в дом, садились за стол и начинали петь заунывные песни, в которых обыкновенно оплакивали близкую потерю девичества, а затем обращались ко всем животным и вещам в доме с вопросами: кто после за ними будет ухаживать? В заключение обращали вопрос к домашнему очагу: кто будет его поддерживать, чтобы отец и мать могли при нем согревать свои одряхлевшие члены?

Около полуночи, когда уже все обычные песни бывают пропеты, невеста вместе с подругами выходила из родительского дома, садилась в приготовленные повозки и ехала к жениху. На рубеже селения жениха ее встречал посланный, держа в одной руке горящую головню, а в другой – кубок пива. Он останавливал поезд, подходил к той повозке, где сидела невеста, обходил ее кругом три раза и говорил: «Не плачь, вот священный огонь, как ты его берегла дома, так будешь беречь и у нас!» Потом давал невесте напиться пива, садился на коня и мчался обратно к жениху. Въехавши на двор, посланный спрыгивал с седла, опрометью вбегал в комнату и одним прыжком вскакивал на поставленный посредине комнаты табурет, причем родные жениха замечали: если он исполнял это дело ловко, то есть вскакивал удачно на табурет, то за это получал полотенце, которым покрыт был табурет, в противном случае его били и выбрасывали за дверь, как дурного вестника. Между тем приезжала невеста, вводили ее в комнату, сажали на стул и совершали постриги. А как этот обряд происходил – неизвестно: летописцы не описали его. Вероятно, как некоторые думают, он совершался так, как теперь совершается у литовцев на Жмуди, потому что обряды в низшем классе народа, как справедливо замечает Боричевский[29], переходя из поколения к поколению, очень долго остаются без изменения. Нынешние постриги в простом литовском народе совершаются следующим образом: по окончании свадебного обряда новобрачную сажают на квашню, опрокинутую вверх дном; окружают ее подруги и начинают петь песни, в которых оплакивается переход из девической свободы в состояние подчиненности мужу, трудов и забот; затем снимают с головы венок из руты и расчесывают волосы; посаженая мать берет локон волос над левым ухом, продевает его в кольцо, а посаженый отец поджигает восковою свечою; то же самое делается над правым ухом, спереди и на затылке; потом родная мать или хозяйка дома ставит на колени новобрачной тарелку с куском хлеба и кубком пива, посаженые отец и мать, а за ними и все гости, обходят вокруг новобрачной, мужчины бросают в кубок по монете, а женщины покрывают ее куском белого полотна на рубаху без рукавов; после этого новобрачная встает с квашни, обносит кругом ее тарелку с куском хлеба и пивом, потом хлеб кладет на стол, а пиво выливает на порог. Так в настоящее время совершаются постриги у литовского простонародья, так, вероятно, они совершались и в древности[30].

По окончании пострига наступало самое время брака: выходил на средину комнаты жрец-швальгон, брал чару пива и давал ее пить жениху и невесте; потом сажал жениха за стол, а невесту три раза обводил вокруг огня; затем брал священную воду и окроплял ею невесту, а также жениха и брачное ложе; после этого он завязывал невесте глаза, губы намазывал медом и говорил краткое наставление, что любопытство и болтливость – несноснейшие пороки в жене, а потому она должна на все смотреть закрытыми глазами, что до нее не касается, и говорить речи сладкие как мед. С завязанными глазами швальгон провожал невесту чрез все двери дома и поминутно осыпал ее маком и мелкими зернами, приговаривая: «Наши боги благословят тебя всем, если ты будешь хранить веру, в которой скончались твои предки, и если за хозяйством будешь смотреть заботливо». По возвращении в комнату жрец снова брал чару с пивом, давал пить жениху и невесте, а затем чару бросал им под ноги, которую те растаптывали на мелкие части, а швальгон произносил: «Такова жертва преступной любви! Пусть же любовь постоянная, истинная, верная и взаимная будет вашим уделом». Все присутствующие повторяли эти слова. Наконец, жрец читал последнюю молитву, разменивал кольца новобрачных и свадебный обряд кончался; начинался пир.

Пред отходом ко сну у новобрачной обрезывали волосы и надевали на голову обглей, или завой (род чепчика). На другой день новобрачных кормили куропатками, самыми плодовитыми птицами, чтобы у них было как можно более детей, особенно сыновей[31].