— Я просто в затруднении, — говорила она Эли. — Мне повезло: предлагают так много мест, но я никак не могу выбрать.
— Это не везение, — поправил ее Эли. — Когда-то я тебе уже говорил, что ты нашла свое место в жизни, а из тех мест можешь выбирать любое.
Ей предлагали преподавательскую работу. Это была бы перемена, и она высвобождала время для исследований. Жени подмывало согласиться, но, по сравнению с другими местами, здесь платили достаточно мало, а основная ее цель была собственная практика.
Она одевалась в предрассветных сумерках и вспоминала обрывки своего сна. Классический пейзаж — искусственный, но ничем не украшенный. Ни одного человека, кроме нее самой. Неужели на вершине ей придется постоянно оставаться одной? Изолированной от других, в довольстве и созерцании собственного совершенства?
Жени получила из Загреба письмо от Пела. Перед квалификацией он слал ей наилучшие пожелания. Сам он был доволен работой и вскоре собирался в командировку в Брюссель, Женеву и Париж. Он был бы рад узнать что-нибудь о ее семье. Но несмотря на близость к советскому блоку, несмотря на то, что многие из его знакомых часто ездили из Югославии в СССР, выяснить удалось очень немногое. Физики назвали бы это «отрицательным результатом».
На Тридцать четвертой стрит Жени села в автобус, направлявшийся к госпиталю. Она проснулась счастливая, с чувством выполненного долга, но жизнь будет продолжаться и после квалификации. Будущее представлялось ей туманным, и она оказалась совсем одна. Наверное, как и отец, как и брат. Все Сареевы одиноки, хотя никто из нас не выбирал одиночества.
В десять вечера она была уже в постели. Для нее слишком рано, тем более что следующий день был выходным. Но она сказала себе: завтра решу, что делать дальше. «Но куда дальше идти, — сонно размышляла она. — Ведь я уже на вершине».
Ветер развевал ее волосы на вершине. Она оторвала глаза от блеклого города, скользнула взглядом по долине и посмотрела на вершину соседней горы. Она была той же высоты, что и первая, но поплоще, было больше места, чтобы стоять. Вершина возвышалась над кронами деревьев — гладкая и белая. Из долины доносился звук колокола, свадебный перезвон с колокольни церкви. Звон стал громче, и на соседней горе Жени различила две фигуры. Невеста закутана в тафту, которая ниспадала к подножию. Бой колокола все приближался, становился настойчивее, раздавался под самым ухом…
Жени сняла трубку.
«Должно быть, телефон звонил трижды», — решила она, мотая головой, чтобы стряхнуть сон. Потянувшись к прикроватному столику, она включила лампу: семь минут четвертого утра.
— Доктор Сареева, — сказала она в микрофон.
— Мой долг сообщить тебе, товарищ доктор, что твой день рождения только что начался. Так что прими поздравления.
Потребовалась лишь доля секунды, чтобы узнать этот голос. Свадебные колокола замерли в пространстве, наряд невесты растворился в воздухе.
— Дэнни! Ты знаешь, сколько сейчас времени? Три часа утра!
— А здесь полночь. Точнее, прошло семь минут нового дня. 10 мая — годовщина твоего славного рождения.
— Я и забыла, — сегодня ей исполнялось тридцать два года. — Ты где?
— На противоположном берегу, где Тихий океан вовсе не оправдывает своего имени и швыряет разъяренные волны на терпеливые пески. Я тебя люблю, Жени.
Она усмехнулась:
— Ты напился.
— Весьма вероятно, что это сущая правда, — серьезно ответил он. — И тем не менее, я тебя люблю.
Жени зажала трубку между ухом и плечом и слышала в ней ритмичный пульс — звук волн, накатывающих на берег…
Он сделал ей предложение, написав его в небе, но буквы растворились в прошлом. Много лет назад, и ни одной весточки с тех пор. А сегодня в три утра он звонит по телефону.
— Я люблю тебя пьяный. Люблю трезвый. Ты свободна?
— Свободна?
— Разведена?
— Да.