Лица

— Привет Синди, — повторила она, но по ребенку нельзя было сказать, что девочка ее слышит. Жени поняла, что у нее голова неправильной формы — отсутствовали скульные кости и лицо напоминало мордочку грызуна.

Синди имела врожденный синдром Тречера-Коллинза, объяснила ее мать, когда Жени вышла из комнаты. Абсолютно неправильное строение черепа.

— В моей семье все были нормальными, — Найоми Томпсон как будто оправдывалась. — И в роду Мэтта тоже. Мы не понимаем, что произошло.

Большую часть времени ты будешь свободна, — продолжала она. — С ней не придется много возиться. Она ничего не понимает.

Но в ближайшие дни Жени поняла, что это было неправдой. Синди не являлась запоздалым в развитии ребенком или немой, она оказалась просто запуганной. И крайне чувствительной: заслышав в голосе недовольные нотки или перехватив недобрый взгляд, тут же сворачивалась калачиком. Она застывала при незнакомом звуке, каменела, если ощущала опасность. Когда Жени протянула к ней руку, сжалась, будто боялась, что ее ударят.

Родители относились к ней, как к домашнему зверьку, слишком старому и зажившемуся на свете, и при любой возможности избегали с ней сидеть. Как правило, Жени оставалась с Синди одна. Мэтт Томпсон всю неделю жил в Нью-Йорке, обычно прилетая вечером в пятницу в крошечный аэропорт в Провидансе, куда Найоми ехала за ним на машине. Выходные они проводили, играя в то, что Найоми называла «пристеночным теннисом», по вечерам ходили на открытие галерей, коктейли и ужины. На неделе Найоми вела жизнь «соломенной вдовы»: по утрам практиковалась с теннисной ракеткой, потом завтракала с приятельницей, шла на пляж, загорала и барахталась в волнах. Позже «отмокала» в бассейне, обычно плавая из конца в конец, прежде чем вернуться домой и начать приводить себя в порядок к вечеру.

Каждый день она «сбрасывала» Жени и Синди у моря, коротко сказав «развлекайтесь». Жени получила водонепроницаемые часы — грубая и почти карикатурная копия тех, что когда-то подарил Бернард отцу — и должна была вовремя вернуться на стоянку.

Девочки спускались к воде всегда одним и тем же путем: подальше от людей, шумных игроков в мяч, прижимаясь к дюнам — Синди боялась разбивающихся о берег волн. Так они оказывались между пляжами Труро и его западного соседа Веллфлита, выбирали место среди дюн, где, насколько хватало глаз, были одни, и устраивались на пикник — поесть еду, приготовленную утром Жени.

Со временем Синди стала доверять Жени. На прогулках брала ее за руку, сжимая в обеих своих ладошках. С каждым днем они все ближе подходили к воде, пока Синди не решилась ступить на мокрый песок. А на следующий день осмелилась на него сесть и наблюдала, как Жени строит из песка крепость.

Первые слова Синди произнесла мягко, но вполне разборчиво:

— Хочу быть мышкой.

— Какой мышкой? — Жени постаралась не выдать удивления.

— В норке, — объяснила Синди.

Жени поняла:

— Когда я была маленькой, — стала рассказывать она, — я жила в красивой стране, покрытой снегом. Мой отец был снеговиком, и никто не хотел на него смотреть.

На лице ребенка отразился явный интерес.

— Но я любила его, потому что он был моим папой.

— Да, — понимающе кивнула головой Синди, и с тех пор каждый день просила рассказать про снеговика.

Каждый день Жени развлекала ее новыми историями об отце, иногда придумывая их — это не имело значения. Синди полюбила «снеговика».

Каждый день Жени писала Лекс, словно вела дневник. Она по-прежнему писала по-английски лучше, чем говорила. «Мать Синди заявила, что операция ни к чему не приведет, а когда я спросила об этом мистера Томпсона, он посмотрел на меня так, будто я лезу не в свое дело, и сказал: «Она еще слишком мала».

«Лекс, они не понимают, что их ребенок — человеческое существо. Сегодня Синди подарила мне пять камешков. Она сложила их в круг».

«Синди умеет чувствовать. Она — личность. Но родители не замечают этого. А может быть, притворяются, что не замечают, или просто не хотят».

Жени настолько презирала Томпсонов, что ей было трудно находиться с ними в одной комнате. Но она понимала, что является буфером между ними и их ребенком. От миссис Томпсон она узнала, что в Нью-Йорке Синди оставляли на попечение няньки, которая вовсе не любила детей, особенно «увечных». И теперь, с приближением осени, Жени стала опасаться, что предстоящая разлука с ней плохо подействует на Синди.